К счастью, он записал меня туда с самого рождения. Это обстоятельство несколько облегчило для нас обоих неприятную необходимость быть кому-то обязанными, однако я сохранил живейшее чувство признательности дяде и тёте.
— Мне не терпится с ними познакомиться.
— Их считают эксцентричными личностями. Впрочем, мне так не кажется. Вам придётся составить собственное мнение.
— А в чем заключается их эксцентричность?
— Ну…, в общем, в пустяковых отклонениях от общепринятых норм поведения. Например, они никогда не отправляются в путь без зелёных холщовых зонтиков весьма почтённого возраста. Зонтики раскрываются с самого утра, поскольку дядя и тётя предпочитают их прохладную тень прямому свету. Кроме того, они возят с собой большую часть семейных сокровищ: тётя Клумба — свои драгоценности, дядя Блох — акции и ценные бумаги, и они оба — несколько очень милых предметов искусства, с которыми я и сам ни в коем случае не пожелал бы расстаться. Ещё они прихватывают крупные суммы наличными. Купюры обычно лежат в чемодане со старой дядиной формой. Он в отставке.
— Пожалуй, это действительно немного эксцентрично.
— Вы так считаете? Может быть, вы и правы. Но продолжим. Моё образование, сперва не выходившее за рамки общепринятого, было, по настоянию отца, расширено. Я овладел научными аспектами той области коммерции, в которой проявил особый талант. Ко времени смерти отца я уже считался признанным авторитетом европейского масштаба по обширному периоду китайской керамики. Мы с дядюшкой Бертом сильно разбогатели. Как говорится, чего бы я ни касался, все обращалось в золото. Короче говоря, я принадлежал к классу имущих. Ну и для полного комплекта — честное слово, это почти смешно, — я стал дико удачливым игроком и сорвал на скачках два больших приза, не облагаемых налогом. Пример мне подал дядя Берт.
— Прекрасно.
— Да, неплохо. Богатство позволило мне удовлетворить собственные причуды, которые вы, пожалуй, сочтёте не уступающими эксцентричности дяди и тёти.
— Например?
— Например, возьмите хоть этот дом. И слуг. Особенно, наверное, слуг. Начиная со времён Тюдоров и вплоть до первого десятилетия девятнадцатого века Холбедз принадлежал моим предкам Билл-Тосменам. Фактически их род считался в этих местах самым древним и уважаемым. Его девизом искони было простое слово “Уникальность”, то есть отсутствие ровни. Предки следовали не только духу этого девиза, но и его букве: они отвергали сословие пэров и вели себя так, будто в их жилах текла королевская кровь. Может быть, я тоже кажусь вам надменным, но, уверяю, что по сравнению с ними я — скромная фиалка у обросшего мхом камня.
— Почему же столь гордый род оставил Холбедз?
— Потому, дорогая моя, что семья разорилась. Они вложили все, что имели, в Вест-Индию и потеряли все до последнего пенни при отмене рабства. Могу только сказать, что так им и надо. Поместье было назначено к продаже с торгов, но находилось в весьма скверном состоянии, по каковой причине никто им не соблазнился, а поскольку время тогда не внушало надежд на светлое будущее, то Холбедз просто кинули на произвол судьбы агонизировать в руинах.
— Вы его выкупили?
— Два года назад.
— И восстановили?
— Именно этим я сейчас и занимаюсь.
— За бешеные деньги?
— Вот именно. Впрочем, надеюсь, результаты не вызывают у вас возражений?
— Никаких. Ну, что ж, пока все, — сказала Трой Аллен.
Хилари встал и устремился взглянуть на свой портрет.
— Потрясающе! Я в восторге, что вы не изменяете так называемой пластической живописи. Право, было бы очень неприятно оказаться сведённым к набору геометрических фигур, какими бы привлекательными они ни казались с абстрактной точки зрения.
— Да?
— Да. Хотя, конечно, Королевская антикварная гильдия, или КАРГа, как её прозвали, без сомнения, сочтёт этот портрет авангардным. Как насчёт коктейля? На часах уже половина первого.
— Можно мне сначала привести себя в порядок?
— Разумеется! Вы, вероятно, предпочитаете сами управляться со своими инструментами, но если нет, то Мервин, я уверен, с удовольствием вымоет ваши кисти. Он, если помните, до того, как угодить в тюрьму, был художником-оформителем.
— Прекрасно. В таком случае мне остаётся только отмыться самой.
— Когда будете готовы, присоединяйтесь ко мне.
Трой сняла рабочий халат, поднялась по лестнице, прошла в свою восхитительно тёплую комнату, оттёрла руки в ванной и начала приглаживать коротко остриженные волосы, глядя при этом в окно.
За парком, частично облагороженным садовниками, тянулись болота. Под свинцово-серым небом они словно перетекали одно в другое, безразличные ко всему, даже к своей косматой мантии из низкого кустарника, и гнетуще пустынные. Между двумя тёмными холмами виднелся короткий участок дороги, ведущей к тюрьме. Ветер нёс ледяную крупу.
“Не хватает только собаки Баскервилей, — подумалось Трой, — и слава Богу, что хозяину пока не Пришло в голову устранить этот недостаток”.
Прямо под её окном приткнулась покосившаяся оранжерея, которая когда-то, должно быть, тянулась вдоль всего восточного крыла. Хилари уверял, что скоро она будет снесена, но пока что развалины не радовали глаз. Сквозь разбитые стекла торчали верхушки молодых ёлок, все остальное покрывал слой грязи, а с одной стороны крыша полностью обвалилась. Хилари сказал, что когда Трой в следующий раз навестит Холбедз, она будет взирать на лужайки и кипарисовую аллею, ведущую к фонтану с каменным дельфином. Интересно, смогут ли эти новшества хоть сколько-нибудь смягчить гнетущее впечатление от зловещих холмов в отдалении?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11