Покачала головой, усмехнулась, но ее дрожащие руки продолжали сжимать автомат. И вдруг молниеносным движением, на которое Блакберн не успел отреагировать, она направила дуло автомата прямо ему в сердце.
— Кончено для меня, — прошипела она. — Но и для тебя тоже.
Во рту у Блакберна пересохло, кровь застучала в ушах. Он держал Джилею на мушке пистолета, следил за ее взглядом, надеясь предвосхитить следующее движение, видел, как ее палец вздрагивает на спусковом крючке автомата. Все в мире исчезло для Блакберна, остались лишь он и она с пальцами на спусковых крючках.
Прошла секунда, другая. Никто не уступал. Никто не опускал оружия.
Блакберну казалось, что воздух вокруг сделался вязким, как желатин.
Он не заметил внезапного движения у себя за спиной до того момента, когда было уже слишком поздно. Казалось, все произошло молниеносно — щелчок спускового механизма и громкий выстрел за его спиной, удивленное, почти вопросительное выражение на лице Джилеи за мгновение до того, как пуля попала ей в лоб, и между бровями, над переносицей, появилась маленькая красная метка.
Блакберн увидел, как вздрогнул автомат у нее в руке, как шевельнулся палец на спусковом крючке, и понял, что сейчас очередь перережет его пополам.
Но тут автомат выскользнул из безжизненных пальцев, не успев сделать даже одного выстрела, глаза женщины закатились, и она, оставляя кровавый след от выходного отверстия пули соскользнула по стене на пол.
Блакберн опустил пистолет и обернулся, с трудом заставив повиноваться оцепеневшие мышцы.
Позади него стоял Старинов, который сумел пробраться через кольцо окружавших его бойцов «Меча». Из дула его малокалиберного пистолета поднимался дымок.
Он посмотрел прямо в глаза Блакберну.
— Так лучше, — произнес Старинов. Блакберн кивнул, но ничего не сказал.
Запах пороха щипал его ноздри.
— Ваши люди спасли меня, а я — вас. — Стариков опустил пистолет. — А теперь, может быть, согласитесь объяснить мне, откуда вы взялись.
Блакберн молчал еще несколько секунд. Он перевел взгляд со Старинова на бойцов своего отряда. Эти люди собрались со всех концов мира, чтобы принять участие в операции, которая была и неблагодарной и крайне опасной. Он подумал об Ибрагиме и его пустынных всадниках в Турции, оперативниках Нимеца в Нью-Йорке, о всех, кто приняли участие в этой операции.
Как ответить на этот вопрос?
Блакберн подумал еще несколько секунд, а потом пожал плечами.
— Мы прибыли, так сказать, отовсюду, сэр, — сказал он наконец.
Глава 47
Нью-Йорк, Международный аэропорт Кеннеди, 17 февраля 2000 года
Лучи заходящего солнца окрасили облака над Джамайка-Бей пурпуром и золотом. Вдалеке, на фоне заката, четко вырисовывались небоскребы Манхэттена. В городе, который никогда не спит, зажигались огни, и Нью-Йорк приобретал свой ночной сказочный облик. Роджер Гордиан в одиночестве стоял в конце посадочной полосы, не замечая окружающей его красоты.
Он приехал сюда, чтобы встретить тела своих людей, возвращающихся домой.
Ощущение боли и огромной ответственности, переполнявшее его, едва не поставило Гордиана на колени.
Стоя на пустынном поле, он задумался о событиях нескольких последних месяцев. Может быть, он мог сделать что-то иначе, чтобы как-то предотвратить предстоящий момент встречи самолета с телами погибших сотрудников его корпорации? Предпринять что-то иное, чтобы эти люди вернулись домой не в гробах, чтобы их семьи праздновали, а не оплакивали их возвращение?
Если Гордиан и мог поступить по-иному, он все еще не знал как. Взгляд в прошлое с позиций настоящего обычно помогает отыскать более оптимальные решения проблем, но он так и не смог найти ничего лучшего, не смог припомнить напрасно потраченного времени или хотя бы частицы информации, не принятой им во внимание.
Трагедия застала их врасплох, так же неожиданно и беззвучно, как надвинувшийся ночной туман. Она обрушилась на них без всякого предупреждения.
Задуманная и спланированная на другом конце мира кучкой оппортунистов, движимых жадностью и честолюбием, не принимавших во внимание никаких соображений человечности и морали, трагедия разразилась так стремительно, что с момента возникновения преступного замысла предупредить ее было уже невозможно.
И какая цена происшедшего, какая огромная цена...
Гордиан провел ладонью по лицу.
Террористический акт на Таймс-сквер был всего лишь началом. Там погибли больше тысячи человек, а сколько раненых и искалеченных. Сколько семей и друзей никогда больше не испытают счастья встречи друг с другом, этой простой радости жизни. Их уцелевшие близкие больше никогда не встретят наступающий день без мучительной боли, их тело и разум слишком травмированы происшедшим, чтобы вернуться к нормальной жизни. И все только потому, что они хотели насладиться счастливым моментом и отпраздновать наступление нового тысячелетия.
По собственному опыту Роджер Гордиан знал, как велика эта цена.
Но люди, пострадавшие на Таймс-сквер, хотя он оплакивал их гибель и сочувствовал их страданиям, не были его людьми. Он страдал вместе с ними, но не нес прямой ответственности за них. В конце концов, это не он послал их на смерть.
А вот эти люди, более двадцати человек, работали на него в тех местах, куда он их посылал, и теперь они возвращались домой в гробах. С наземной станции спутниковой связи в России. Из Каппадокии в Турции. С берега Черного моря.
Почти всех Гордиан знал по имени, с некоторыми был знаком ближе. А несколько принадлежали к узкому кругу людей, которых он считал друзьями.
Он послал их умирать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96