— Я знаю это.
— Так происходило совсем не потому, что я не люблю тебя, — хрипло проговорил Роджер. Эшли отчетливо слышала все его интонации, — Чем бы я не занимался, мне всегда хотелось проводить время с тобой.
— Тогда почему ты этого не делаешь? Сколько раз мы ели вместе за одним столом за последние шесть месяцев?
Снова тишина. Наконец послышался ответ.
— Тридцать восемь?
— Вычти из этого числа банкеты, вечеринки и разного рода приемы, связанные либо с твоей работой, либо с политикой. — Эшли знала, что это несправедливо и жестоко, но она боролась за время и жизнь мужчины, которого любила. — Насколько я припоминаю, остается восемнадцать — три раза в месяц.
— Я знаю, что тебе нелегко, но и мне тоже. — Роджер замолчал на мгновение, явно подбирая слова. — У меня не всегда есть свобода выбора.
— Почему? Корпорация принадлежит тебе одному.
— Последнее время, когда начался ввод в эксплуатацию наземных терминалов многоканальных станций спутниковой связи, — я оказался настолько втянутым в мировую политику, что время перестало мне принадлежать. Как только этот этап окажется позади, положение улучшится.
— Сколько раз ты говорил то же самое и себе и мне? Ты полагаешь, что положение улучшится и наступит передышка, а на самом деле прилет очередь нового грандиозного проекта. — Эшли хотелось плакать, она чувствовала, что слезы совсем близко. Оставалось надеяться, что Роджер слишком занят своими мыслями, чтобы заметить это.
— Я знаю, что говорил так раньше, но на этот раз даю твердое обещание.
— Роджер, — Эшли сдерживалась изо всех сил, — ты всегда твердо обещаешь это и даже уверен, что выполнишь свое обещание. Возможно, я не говорила тебе этого достаточно часто, но я так горжусь тобой — кем ты стал и чего добился.
Да, я понимаю, что твои успехи приносят огромную пользу людям в разных странах мира, что это твое призвание, что ты должен заниматься этим. Но я не знаю, хватит ли у меня сил дождаться, когда ты выполнишь свое предназначение.
— Эшли, никакой успех мне не нужен, если тебя нет рядом...
— Ты действительно так считаешь? — Она почувствовала, что впереди замаячила слабая надежда. А вдруг и впрямь они смогут найти выход из создавшейся ситуации? — Ты сможешь приехать сюда, провести со мной немного времени, может быть, мы вместе сходим к психологу и найдем общий язык?
Наступила тишина, мучительная и бесконечная. Эшли снова слышала тяжелое дыхание мужа.
— Милая, сейчас самое трудное время. Если я уеду, это может привести к тяжелым глобальным последствиям. Может быть, через пару недель...
— А через пару недель где-то появится новая горячая точка, возникнет очередная критическая ситуация и тебе придется заняться ею только потому, что лучше тебя никто этого не сделает. — Слезы, которые Эшли сдерживала на протяжении всего разговора, наконец хлынули из глаз. — Ты лучше всех, — рыдала она, — и я не знаю, как быть с этим. Я люблю тебя. До свиданья. — Боясь передумать, Эшли нажала на кнопку, прерывающую связь. Затем положила голову на руки и дала волю рыданиям, словно все кончено и завтрашнего дня уже не будет.
Для них с Роджером так и могло случиться.
Глава 31
Бруклин, Нью-Йорк, 26 января 2000 года
Антон Захаров, по кличке «Захар» среди сообщников, твердо верил в раз и навсегда заведенный порядок, в дисциплину и режим. Без них, считал он, часы и минуты тянутся без смысла и пользы, значение действий бледнеет, прилежание превращается в лень, все теряет свой смысл и рассыпается в прах. Жизнь без твердо очерченных границ сливалась для него в бесцельную неопределенную массу незначительных событий.
Захар не всегда придерживался такой точки зрения; она развивалась и оформлялась на протяжении ряда лет, и была более или менее связана с его профессиональными обязанностями. Он был занятым человеком; Ник Рома часто обращался к нему с просьбой выполнить невозможное в неосуществимые сроки. Рома поступал так не потому, что не уважал Захара, вовсе нет, просто ему, как и большинству повелителей, не хватало понимания всех тонкостей сложной работы Захара, и потому он не мог постичь, насколько трудна эта работа, сколько дисциплины и внимания к мельчайшим деталям требует создание совершенной подделки, успешной лжи, фальшивого паспорта, визы, свидетельства о рождении или браке, способных обмануть самый пристальный взгляд. Для Ника Ромы Захар был всего лишь специалистом по поддельным документам, умеющим создавать их дубликаты, чем-то вроде живого резинового штампа, ксерокса из крови и плоти, ремесленника, выполняющего работу, которую способен сделать каждый, будь у него свободное время. Для Ромы искусство мастера имело значение только в тех случаях, когда оно приносило немедленные результаты. Стоило не выполнить его требования, и тебя называли неумелым дураком, не способным решить столь простую задачу, которую можно доверить любому дилетанту, даже пьянице, вытащенному за ворот из канавы.
Захар знал это и относился к подобным взглядам своего повелителя со стойкостью мастера знающего себе цену. Под каким невероятным давлением со стороны своих патронов работал, например, Микеланджело? Или Шекспир? Немедленно разрисуй этот потолок! Заверши пьесу к сегодняшнему вечеру, и чтобы она была чертовски интересной! Заставь нас смеяться, плакать, вздыхать от ужаса и волнения, но главное — быстро, быстро, быстро! Какое отчаяние вызывали у них подобные требования. Но что бы они делали без финансовой поддержки своих покровителей? Как бы зарабатывали на жизнь? Напряженность, существующая между искусством и коммерцией, — жизненно важная, хотя и приводящая в отчаяние составляющая, она питает творчество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96