Я же стоял позади Луизы и, не отрывая глаз, смотрел на ее нежную шейку. А как восхитительно было идти обратно под внезапно хлынувшим ливнем! После дождя вся зелень стала еще свежее, от листвы и от земли исходил дурманящий весенний аромат. Луизу разморило, она шла, полузакрыв глаза, словно вся охваченная любовной истомой.
— Не забудьте о нашей сделке, — сказала она мне на вокзале, садясь в дожидавшуюся ее коляску.— Итак, до встречи в Мюро, через две недели, да?
Я пожал протянутую мне ручку, боюсь, даже слишком крепко, потому что она вдруг нахмурилась и сердито сжала губы, — такой строгой я еще ее не видел. Но Берта всем своим видом, казалось, поощряла меня на большее, а Феликс продолжал загадочно посмеиваться; Гошро же хлопал меня по плечу и кричал:
— До встречи в Мюро, через две недели, господин Вожлад... Мы все там будем.
Черт бы его побрал!
IV
Я только что вернулся из Мюро, и голова моя полна таких противоречивых мыслей, что мне необходимо восстановить в памяти день, проведенный с Луизой, и самому во всем разобраться.
Хотя Мюро находится всего в двух лье от Бокэ, эти места были мне почти не знакомы. Охотимся мы обычно недалеко от Гоммервиля, и поскольку приходится делать довольно большой крюк, чтобы перейти вброд речушку Беаж, то сюда я заглядывал не больше десяти раз за всю жизнь. А между тем здесь очень красиво. Сначала дорога, обсаженная ореховыми деревьями, взбирается в гору, потом, начиная с плато, идет спуск; Мюро расположено у входа в долину, которая постепенно суживается и переходит в ущелье. Сам дом, незатейливая постройка XVII века, не представляет большого интереса; но его окружает великолепный парк с широкими лужайками, который примыкает к лесу, такой густой, что переплетающиеся ветви деревьев даже заглушают дорожки. Я приехал верхом; навстречу мне выбежали две большие собаки и с лаем стали прыгать вокруг меня. В конце аллеи я заметил белое пятно. Это была Луиза в светлом платье, в соломенной шляпке. Она не пошла мне навстречу; улыбаясь, она ждала меня на ступенях широкого крыльца. Было, самое большее, девять часов.
— Как мило, что вы приехали! — воскликнула она. — Вы, как я вижу, ранняя птичка. А здесь во всем доме пока только я одна и проснулась.
Я сказал, что для парижанки это очень похвально. Но она, смеясь, возразила:
— Правда, я здесь всего только пять дней. Первые дни я встаю чуть ли не с петухами... Но пройдет неделя, и меня одолеет привычная лень; в конце концов я начну просыпаться в десять часов, как в Париже. Однако сегодня я еще настоящая деревенская жительница.
Никогда еще она не казалась мне такой обворожительной. Торопясь выйти в сад, она только небрежно подколола волосы и накинула первый попавшийся под руку пеньюар; свежая, румяная, с еще влажными со сна глазами, с легкими завитками на затылке, она выглядела совсем юной. В широких рукавах пеньюара мне были видны до локтя ее обнаженные руки.
— Знаете, куда я сейчас шла?— продолжала она. — Посмотреть на вьюнки — вон на той беседке. Говорят, рано утром, пока они не закрылись на солнце, они очень красивы. Мне садовник сказал. Вчера я опоздала, так надо успеть сегодня... Пойдемте со мной?
Мне очень хотелось предложить ей руку, но я понимал, что это было бы смешно. Она побежала вперед, словно школьница, вырвавшаяся на волю, и вдруг вскрикнула от восторга: вся беседка сверху донизу была увита вьюнком; это был целый каскад колокольчиков самых разнообразных оттенков, от ярко-розового до лилового и нежно-голубого, и в каждом сверкали жемчужные капли росы. Перед нами словно ожила причудливая, изящная, прелестная в своем своеобразии картинка из японского альбома.
— Вот и награда тем, кто рано встает, — весело сказала Луиза.
Она вошла в беседку и села на скамью; видя, что она подобрала юбки и подвинулась, чтобы дать мне место, я осмелился сесть рядом. Я очень волновался; мне хотелось ускорить события, взять ее за талию и поцеловать. Я прекрасно понимал, что так грубо ухаживать за женщиной может разве что какой-нибудь унтер, соблазняющий горничную. Но ничего лучшего я просто не мог придумать, и эта мысль все сильнее овладевала мной; я чувствовал, что мне не удержаться от искушения. Не знаю, поняла ли Луиза, что творилось со мной, — она не поднялась со скамьи, но лицо ее стало строгим.
— Давайте сначала поговорим о делах, — сказала она.
У меня звенело в ушах, я должен был сделать над собой усилие, чтобы слушать. В беседке было темно и довольно прохладно. Золотые лучики солнца пронизывали листву, белый пеньюар Луизы был весь усеян солнечными бликами, словно какими-то золотыми жучками.
— Ну, так как нее наши дела? — спросила она тоном сообщницы.
Я стал рассказывать ей о перемене, которую нашел в отце. Целых десять лет он возмущался новыми порядками, запрещал мне и думать о том, чтобы хоть как-то служить республике, а теперь в тот же вечер, как я приехал, дал мне понять, что у молодого человека моих лет есть обязанности по отношению к своей стране. Я подозреваю, что это его обращение дело рук тетушки. Чувствуется, что здесь не обошлось без участия женщины. Луиза слушала меня, улыбаясь. А когда я кончил, сказала:
— Три дня назад я была в гостях у соседей и встретилась там с господином Вожладом... Мы с ним очень мило побеседовали. — И она с живостью продолжала: — Вы ведь знаете, что выборы в воскресенье? Вам уже сейчас нужно начинать кампанию. И если ваш отец согласится нам помочь, успех моему мужу обеспечен.
— А господин Нежон сейчас здесь? — спросил я, чуть-чуть поколебавшись.
— Да, он приехал вчера вечером... Но сегодня утром вы его не увидите: он поехал в сторону Гоммервиля, завтракать к одному из приятелей, очень влиятельному помещику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152