Буду вам очень признателен, если вы сможете уделить мне время.

Про деда Миха не упоминает. Еще одна ложь. Непрямая, эдакая фигура умолчания – но ложь все равно. И если быть честным, то нужно признаться, все это не для того, чтобы оградить старика – чтобы себя оградить.

Он обещает Колеснику не расспрашивать его, не вникать в подробности его жизни.

Если вы не захотите о чем-либо говорить, вам стоит просто мне об этом сказать. А если вы захотите все прекратить когда угодно, – я тотчас уеду.

Это, как кажется Михе, несколько компенсирует ложь.

* * *

– Ты подумал о том, что будет здесь, если ты уедешь?
– А что?
– Не подумал, так ведь?

Мина отрезает хлеб и некоторое время наблюдает за тем, как Миха готовит.

– Твои родные, Михаэль.
– Знаю.
– Не-а. Не знаешь ты ничего.

Мина, прислонившись к холодильнику, мнет в руках хлеб. Интересно, с кем она говорила. С мутти, с Луизой. О чем они говорили? Надо бы спросить. Мина ждет. Надо бы проявить интерес.

– Ты думаешь, опа пил, потому что чувствовал вину?
– Возможно.
– Это могло начаться в лагере, где он был. То есть в тюрьме. В общем, там, где его русские держали.
– Мина, прошу тебя. Не пытайся меня, пожалуйста, отговорить.
– Лично мне бы лагеря точно хватило.

Она замолкает и ест свой измученный хлеб. На Миху не глядит, хотя ему этого так хочется.

– Мне неизвестно, что там делали с немецкими пленными, но там было ужасно, Михаэль.

Миха смотрит, как она откусывает хлеб.

– У нас лежал один старик из ГУЛАГа.
– Ты мне никогда не рассказывала.
– Это было до тебя. Даже двадцать лет спустя после лагерей на тело все равно было страшно взглянуть. Истощенное, со следами побоев. Он был алкоголиком.

Доев хлеб, Мина подходит к плите помешать еду. Она стоит совсем близко, но Миха чувствует, что сейчас ее лучше не трогать.

– Но я видел фотографии, что там творилось, Мина. Там, где служил опа.

Мина мешает еду.

– Я должен знать, он тоже такое делал?
– Зачем?
– Просто чтобы знать.
– Для меня это не ответ, Миха.

Однако она не сердится. На этот раз плачет Мина. Миха стоит рядом. И хотел бы объяснить, да не умеет.

– Я люблю своего деда, Мина. Не знаю, как еще это сказать. Наверное, он сделал что-то ужасное. Мне важно это знать.
– Ты будешь любить его, даже если он убивал людей?
– Не знаю.

Она поднимает глаза. Я думал об этом, Ми на, и я действительно не знаю.

– Он, наверное, не помнит. Этот Колесник. Он, наверное, и не знает ничего, Михаэль. Ты, скорее всего, никогда ничего не узнаешь.

Протянув руку, Миха дотрагивается до ее талии. Мина поворачивается к нему, обнимает. Плачет. Между ними маленькое препятствие, их гордость – будущий малыш. Миха утыкается в Минину шею.

* * *

«Герр Лехнер!
Я обдумал Вашу просьбу и, в свете ваших заверений, готов предложить свое содействие.
Колесник».


* * *

– Думаю, если вы напишете для меня текст, я с могу его скопировать.

Минину подружку просьба Михи удивила. Предложив ему сигарету, она тянется за пепельницей на соседнем столике.

– И все-таки, кто он, кому вы пишете?
– Андрей? Это мой друг.
– Вы белорусского не знаете? И русского тоже?
– Нет.
– И у вас есть друг белорус, который говорит по-немецки?
– Да. Я у него жил.
– Понятно.

Несмотря на ее улыбку, Миха по-прежнему нервничает.

– Хотите кофе? Булочку?
– Кофе с удовольствием.

Он кладет перед ней письмо и направляется к стойке сделать заказ. Вернувшись, он видит, что она уже не улыбается.

– Вы собираетесь рассказать своему другу, что ваш дед был фашистом и воевал в его стране?
– Да.
– Погибло свыше полутора миллиона человек, вы в курсе? Два миллиона.
– Да.

Миха кивает, хоть он и не знал. Почему я не знал этого?

– В моем роду вырезали целое поколение.
– Фашисты?
– Фашисты.

Она возвращает ему письмо, но он не берет. В голову приходит: она вышла замуж за немца. Поразительно.

– Вы вышли замуж за немца.
– Да.

И умолкла. А с чего она обязана передо мной отчитыват ься? Она перечитывает письмо.

– Надеюсь, у вас понимающий друг.
– Мне нужно немного рассказать ему об Иосифе Колеснике. Местечко это маленькое. Он все равно узнает, что я с ним беседовал, так пусть лучше узнает от меня.
– Хорошо. Как скажете.

Некоторое время она пишет, потом останавливается.

– Вы хорошо его знаете?
– Нет.
– О семье его знаете?
– Нет, но он в курсе, что я немец. Он принимал меня очень радушно. И его мать тоже.

Она пожимает плечами и вновь принимается писать. Миха чувствует себя неловко, теперь он начинает сомневаться.

– В общем, можете послать его прямо так, но если передумаете, вычеркните этот кусок.

Она обводит пять предложений.

– Это о вашем дедушке. Дело, конечно, ваше, но письмо без них смысла не утратит.

* * *

Миха опоздал. Он пришел на вокзал с огромным запасом времени, но сначала одну электричку отменили, затем – вторую.

На платформе, коротая время, шепотом беседуют люди. Миха думает об отце – тот всегда приходит заранее и теперь будет его ждать. А еще думает: «Почему сегодня? Почему п оезда не ходят сегодня?»

– Прости. Заседание затянулось.

Отец пожимает плечами, угощает его кофе. Они стоят у киоска, а вокруг жители пригородов разворачивают кульки со снедью. Миха не собирался лгать. Нужно было сказать ему про электрички, но как-то само собой вырвалось. Эдакая бесцельная ложь – легкомысленная, бездумная.

Он думает, я нарочно опоздал, чтобы его обидеть.

Получается, Миха обидел отца, еще и рта не успев раскрыть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81