– Меня сегодня утром не тошнило. Ничуть.

Улыбаясь, она закладывает в тостер новый ломтик хлеба, наливает еще стакан сока, кладет ноги на Михины колени.

– В Таунус?

Здорово будет видеть, с каким удовольствием Мина уплетает обед на свежем воздухе.

– Может, в Одер Фогельсберг? Возьмем у Сема машину. Найдем гостиницу, а завтра к вечеру вернемся.
– Пойдем пешком. Мы еще долго не сможем ходить в походы, когда он появится.

Миха кладет руку на ее пока еще плоский живот. Мина улыбается.

– Как хочешь.
– Ага, отлично. Я схожу в подвал за палаткой.

Когда Миха поднимается обратно, Мина говорит:

– Это здорово. Правда, это замечательно?
– Да, конечно.

И целует ее. Он понимает, что она хочет сказать: оставь деда Аскана дома.

Миха о нем не упоминает, смеется и улыбается все выходные. Он весел и счастлив с Миной и будущим малышом. Но Аскана он дома не оставил. Даже когда Мина разводит костер, а Миха составляет список имен для ребенка, опа сидит рядом с ним на холодной вечерней траве.

* * *

Звонит телефон, и Мина перехватывает Михину руку, тянет обратно на софу.

* * *

– Десять уже было. В будни не следует звонить после десяти вечера.

Миха держит Мину за руки. По громкой связи гулко разносится голос Луизы.

– Послушай-ка, братец, я не знаю, зачем тебе это надо, но прошу, будь поосторожнее, самую малость поосторожнее, ладно? И не вздумай донимать бабушку глупыми вопросами, как Бернта, потому что иначе ты еще хуже, чем я думала. А если ты меня сейчас слышишь, а ты меня слышишь, держу пари, тогда ты к тому же и трус несчастный.

Секунду-другую она громко дышит – и бросает трубку.

– Господи, Михаэль! Что ты натворил?

* * *

Миха на кухне помогает маме готовить обед. Ему не по себе. Мать откидывает волосы с лица, она тоже нервничает. Это видно по глазам.

Бернт рассказал Инге, та рассказала Луизе и заодно, наверное, мутти. Несомненно, му тти в курсе.

Миха не знает, нужно ли что-нибудь говорить.

– Михаэль!

Он перестает орудовать ножом и смотрит на мать. Смерив его взглядом, она отворачивается к открытой духовке.

– Мне просто стало интересно, почему его так долго не было. Почему русские его держали.
– Много кого держали. Это было в порядке вещей. И так было почти у всех моих одноклассников. Если отцы не погибали – значит, оказывались в плену.
– Знаю. Но может быть, не все были пленными. Простыми пленными.

Мать захлопывает духовку.

– Он ничего не делал, Михаэль.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю.
– Ты тоже интересовалась?
– Нет. Разумеется, нет.
– Ты его спрашивала?
– Не пришлось.
– Тогда откуда ты знаешь? Как ты можешь знать?
– Да потому что я знала своего отца. Ты его никогда по-настоящему не знал, Михаэль, ты был слишком маленький.
– Так все просто?
– Да.
– Ну да, конечно. Поэтому мне и возразить нельзя, да? Я ведь никогда не узнаю его так, как ты, верно?

В горле пульсирует кровь. Никогда прежде они так не разговаривали. Мать нахмуривается.

– Да. Верно.
– Тебе было тринадцать, когда он вернулся.
– Двенадцать.
– Тогда и ты его не знала. Он всю твою жизнь отсутствовал.
– Он был мой отец. Просто Аскан. Вот и все.

Расстроена. Голос дрожит, руки дрожат.

– Он не был способен на это, Миха.
– Каждый бы сказал о своем отце то же самое, разве нет? Никто бы не подумал, что его собственный отец мог убивать безвинных.
– Насчет этого я не знаю, Михаэль. Может, тебе лучше спросить того, у кого отец и впрямь убийца?
– Как ты можешь знать? Как ты можешь знать, если ты ни разу не спрашивала?
– Он ничего не делал.

Мать несет кастрюли в столовую. Он следом несет салат. Отец открыл вино и сидит за столом, сложив руки на коленях. Он все слышал. На Миху он не смотрит, молчит. Напротив сидит Мина. Когда он входит, она поворачивает голову. Смущенная и сердитая. Он не может ничего сказать, не может прочитать по лицу. Ее глаза темны, а губы сжаты. Все садятся есть.

Но Миха уже завелся. Он набивает полный рот и жует, жует. Сглотнув, опускает нож и вилку.

– Ты хочешь знать?

Мать взглядывает на него. Хочет, чтобы я замолчал. А Миха молчать не хочет. Поднимается отец.

– Если я выясню, рассказать тебе?
– Закрой рот!

Михин отец кричит, мать отводит глаза. Похоже, она сейчас расплачется, но Миху не остановить.

– Так ты хочешь знать?

Мина встает и выходит. Отец с грохотом опускает бутылку с вином на стол, темные пятна расползаются по синей скатерти. Миха осекается. Отец, тяжело опершись на стол, дышит глубоко и тяжело. Ищет, что бы сказать, но мешает ярость. Мать по-прежнему молчит.

Миха выходит к Мине в кухню. Она стоит возле раковины со стаканом воды.

– Давай уйдем.
– Хорошо.

Она проходит мимо него и, забрав со стула в прихожей свое пальто, скрывается в столовой. Михе не слышно, что она говорит. Мина возвращается заплаканная. Он распахивает перед ней дверь. Она выходит, не взглянув на него, и всю дорогу идет впереди.

В поезд Миха не садится. Пьет кофе на вокзале, ест булочку. Сладость на языке. Можно немного посидеть одному в тишине, не думая о происшедшем.

Когда он приходит домой, Мины нет. На крючке в ванной не хватает ее купальника. Миха звонит родителям, включается автоответчик. Миха говорит: «Привет, просто звоню узнать, как у вас дела». Но прощения не просит.

* * *

– Ты думаешь, я ругать тебя пришла, а вот и нет.

Луизин голос в домофоне. Она поднимает велосипед по лестнице, над губой блестит пот. Умывается под краном и, не вытираясь, усаживается за стол – перевести дух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81