Поэтому единственная осмысленная версия пропажи людей состояла в том, что уцелевшие после обвала мусульмане во всех своих бедах винят третий барак. На расследование были брошены лучшие гарнизонные силы, но совершенно безрезультатно. Все оставшиеся в живых тридцать семь мусульман постоянно находились на развалинах, печально перетаскивали с места на место гнилые доски и пытались соорудить из них укрывающие от непогоды шалаши-времянки. А в это самое время люди продолжали пропадать.Только после того, как по наущению Кондрата эти самые тридцать семь были присоединены к так называемой «Бригаде Софрона», о которой чуть ниже, а обломки первого барака начали использовать в хозяйственных целях, тайна частично разрешилась. На том месте, где когда-то стоял первый барак, нашли одиннадцать чуть прикопанных трупов с аккуратно отрезанными головами — как раз столько, сколько пропало из третьего барака. А неподалеку — опять же под развалинами — обнаружили землянку, в которой, судя по оставленным следам, постоянно проживало человек шесть, не меньше. Они-то, судя по всему, и вели партизанскую войну против третьего барака, пользуясь статусом без вести пропавших. Куда потом делись эти шестеро и кто они такие были, это большой вопрос.Теперь о «Бригаде Софрона».Совершенно понятно, что половина седьмого барака, занимаемая ныне Кондратом, ранее служила приютом доброй полусотне заключенных. В других бараках наблюдалась похожая картина. В одночасье избавленные от личной собственности зэки чесали поутру затылки и дружно направлялись в котельную — единственное теплое и пригодное для проживания место. Там, на растрескавшемся от времени бетонном полу, под ржавыми трубами, с которых капала вода, зрели семена классовой ненависти. Нужен был только вождь, и вождь нашелся.Софрон сидел по убойной статье, но его все равно держали за сявку. На воле он был кандидатом наук по марксистско-ленинской части, имел приличную квартирку, машину, семью и так далее. А еще была у Софрона дачка в дальнем Подмосковье, которая его и сгубила. По зиме, когда обезлюдевший дачный кооператив заносило снегом до крыш, в летние домики повадилась всякая шпана. Шпана вскрывала дачи и уносила двери, оконные рамы и другие полезные вещи, не брезговала тряпьем, а частенько задерживалась в приглянувшемся домике на пару дней, развлекаясь всякими доступными способами. Непременным элементом развлечений обычно было навалить перед окончательным уходом кучу на обеденный стол.К Софрону заходили трижды. В очередной раз выгребая с террасы по весне уже начавшее оттаивать дерьмо, он до краев переполнился жаждой мести. Поэтому осенью, прежде чем запереть на зиму вновь отремонтированный дом, Софрон оставил в холодильнике початую бутылку водки.Весной он поехал на садовый участок уже не сам по себе, а под конвоем. На веранде, под голубым абажуром, аккуратно лежали три разлагающихся покойника, а на столе имела место пустая бутылка. Рядом с традиционной кучей, которую гости все же успели наложить.Эта печальная история и определила отношение к Софрону на зоне. Это каким же надо быть придурком! Ну, приехал ты весной. Ну, насрали тебе на столе. Так возьми и вынеси аккуратненько. Небось не развалишься. А ежели тебе такое дело западло и ты решил оставить людям заряженную ханку, то подумай башкой своей дурацкой. Вот приедешь ты весной, а у тебя в доме вместо обычного говна лежит жмурик и пахнет. Тебе его выносить легче будет?Поэтому с Софроном за его место под солнцем даже не пытались торговаться. Вышибли пинком из барака — и все дела.Заселившись в котельную, наслушавшись горестных рассказов изгоев и трезво оценив обстановку, Софрон обрел второе дыхание. Он вдруг понял, что полученное им когда-то марксистско-ленинское образование вовсе не так уж и бесполезно, как стало казаться последнее время. Человек, который возглавит стихийное недовольство масс, вполне может рассчитывать на то, что пришедшие к власти воры будут с ним считаться. Надо только твердо придерживаться диалектических принципов в общении с классовым врагом — при необходимости уступать в тактических мелочах, но при этом не отклоняться от единственно верной стратегической линии. Ведь и основоположник учения допустил в свое время нэп, ни на секунду не забывая о борьбе за дело мировой революции.Наиважнейший вопрос — надо ли сначала поставить в известность Кондрата или сразу же громко заявить о вновь возникшей политической силе — Софрон, не обладавший практическим опытом революционного движения, решил путем подбрасывания монетки. Монетка упала орлом вверх, и через три дня чумазая толпа в вонючих обносках осадила коттедж Таранца, требуя жратвы, жилья и справедливости.Выставленный против толпы взвод охраны сперва помахал прикладами автоматов, пытаясь осадить самых неистовых, а потом, уступив численному превосходству, укрылся в коттедже, выставив стволы в окна. По громкой связи Таранец пригрозил огнем на поражение. Пообещав вскорости вернуться, повстанцы Софрона отошли и затеяли возле котельной многочасовой митинг с истошными воплями и непременным разрыванием на груди ветхих рубищ.Ближе к ночи Софрона вызвали в седьмой барак.Вот таким образом к уже сформировавшемуся альянсу между формальным и неформальным руководством зоны добавился восставший пролетариат. Софрону доверили возглавить крикливое движение за социальную справедливость и удерживать его в рамках дозволенного. Нельзя сказать, чтобы это было так уж легко. Софрону приходилось постоянно быть хоть на шаг впереди непримиримых, перекрывая самые сумасшедшие идеи еще более сумасшедшими и строча ультиматум за ультиматумом, манифест за манифестом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97