Арестованным, покидавшим тюрьму в то утро, был Тура Саматов.
В канцелярии Туру вписали в какието книги. Дали расписаться. Незапоминающаяся личность — работник тюремного отдела глухо зачитал постановление. В нем разбирались две строчки:
— …»За отсутствием состава преступления… Изпод стражи освободить…»
Непохожим на себя — коротко остриженным, в телогрейке и немыслимых ботинках — шагнул он в ворота под традиционным девизом отечественной тюрьмы:
«На свободу — с чистой совестью!»
За воротами Туру ждали. Офицер милиции поднялся со стоявшего у стены разбитого ящика.
— «…Я вышел зол и непреклонен, свободен, словно вор в законе, который вышел из тюрьмы!»2
Это был Силов.
На мгновение они коснулись друг друга лбом, щеками и тут же бегом бросились прочь от страшного этого здания.
За тюрьмой по широкой магистрали сверху от площади катил на светофор неудержимый вал машин, Силов и Тура в его немыслимом для столицы обличьи подбежали к краю тротуара. Силач успел крикнуть на бегу:
— МВД отвело нам номер в своих апартаментах… Тут недалеко… Я перевез туда коекакие твои вещи…
— А нельзя сразу домой?
— Нет! Завтра тебя ждут в министерстве… Форма должна быть соблюдена! Тебе вернут статус сотрудника МВД и звание…
Первый же притормозивший частник, с которым Силову удалось пошептаться, согласился их отвезти.
— Ну вот! Товарищ мечтает подвезти тебя, Тура, — торжественно провозгласил Силин, открывая перед Саматовым дверцу. — Ты окажешь честь, если прямо с казенных нар пересядешь в поролоновый рай моего нового друга…
В гостинице МВД было тоже много людей, как и в обычной гостинице. Ее отличало разве только то, что больший процент постояльцев был в форменных одеяниях МВД и милиции. Обгоняя офицеров, Силов и Саматов побежали вверх по лестнице к окошку администрации. На бегу Силов кивнул Туре на офицера в форме, тащившего свернутый в рулон ковер, и его жену, в каждой руке которой было по автомобильной покрышке:
— Ай да майор! Едет в отпуск при погонах… Смотришь, в магазинах чтонибудь и выпросит… И жену приспособил!
Силов здесь тоже был уже своим, знаемым, любимым: администраторша о чемто предупредила его. Ключ не дала, показала наверх.
Тура начал с душа, потом перешел к бритью. На двери ванны висел его форменный мундир. Человек военный, Тура переходил из одного состояния в другое, подчиняясь приказу.
Тура брился, смотрел в зеркало. С каждым взмахом бритвы лицо его становилось все более узнаваемым, прежним, жестким. Лицо мента… Вот он провел по щекам кремом, растер его. Застегнул милицейскую сорочку. Поправил галстукрегату. Теперь это снова был подполковник милиции Саматов, он ничем не напоминал человека, который несколько часов назад освободился из тюрьмы.
Силов возился с бутылками, с закуской. Номер был двухкомнатный, на тумбочке у кровати Туры стояла привезенная Силовым большая фотография.
Погибшие жена и сын, и с ними он, Тура, взявшись за руки, бегут по тропинке между деревьями…
Тура поднес фотографию к губам.
— Все готово! — выглянул Силов из другой комнаты. — Прошу…
Тура поставил фотографию на место, вышел к столу.
— Помянем! — Силов показал головой в сторону тумбочки с фотографией. — Пусть земля будет им пухом!
Они выпили, не чокаясь.
Силов рассказывал:
— …В прокуратуре полная неразбериха. Прикомандированные следователи наломали дров. Потом разъехались… Свердловчане, ульяновские. С Украины… Лучших следователей никто не даст… Так что можешь представить. Местных обычаев никто не знал. Короче: нам крупно повезло.
— Да. Нам очень крупно повезло… — грустно заметил Тура.
Силов поправился:
— Прости. Я не точно выразился. Я хотел напомнить, что ты на свободе…
— Понимаю.
— Мы ходили к Генеральному, но Рекунков нас не принял. У него есть дела поважнеt, чем вытаскивать посаженных в тюрьму честных ментов…
— Тогда как же я здесь?
— Расположение звезд… Вот так же у одного бродяги по пьянке в поезде сняли туфли… А он возьми и напиши Щелокову… Тысячи людей пишут жалобы и ни одна не доходит. А здесь — для смеху, что ли! — дали министру… Тот резолюцию: «Разыскать! Доложить!» Милиция с ног сбилась… Туфли ищут! Наконец, какойто умник догадался. Притащил рваные штиблеты… «Пожалуйста!» Ему, конечно, благодарность! Премия. А дальше — полный отпад! Некому вручить. Бродяга уже сидит, а от штиблет амбре такое — хоть беги…
— Это ты так считаешь, — Тура мудро улыбнулся.
— А ты — нет?
Тура покачал головой.
— Это Хамидулла. Наш местный АльКапоне. Я виделся с ним в тюрьме и он мне обещал… Да ладно! — Он прервал себя. — Тыто как?
— А что я? — Силов улыбнулся. — Зажило, как на собаке. Три перелома и вывих. Правда, при ходьбе хрустит чтото в колене. Как в протезе. Да Бог с ним!
Силов наполнил рюмки, подумал. Заткнул бутылку, убрал в холодильник.
— Пожалуй, больше ни грамма. Остальное — у себя!
— Во сколько нас ждут в министерстве? — Тура.
— С утра. В четырнадцать у нас самолет. Вечером мы уже дома. В Мубеке…
Тура незаметно опьянел. Он сидел на террасе, за столом, уставленным бутылками, жалкий, состарившийся, в будничном синем халатечапане. Взгляд Туры сквозь раскрытые двери блуждал по жилищу, где он столько лет прожил с женой и сыном.
Он видел дорогие его сердцу приметы той, прежней жизни — зонтик жены, сандалии сына, мячик, книжку, торчащую изпод дивана.
— Шесть лет вычеркнуто из жизни, Валек… — Язык его заплетался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9