- Я в управление. Доложишь.
...Уже сумерки. Город в ожидании веселого вечера, а может быть, и ночи, курортникам на работу не вставать, можно ложиться под утро. Веселые пестрые блики бежали по капоту ружинской машины. Гирлянды разноцветных лампочек висели прямо на деревьях, тянулись меж фонарных столбов. Сюрприз этого сезона, знатоки рассказывают, что не хуже, чем в Ницце... Две пестрые симпатичные девчонки голосовали на самой середине шоссе, радостные, пьяно-ватые. Ружин не спеша объехал их, показал язык, девчонки захохотали, погрозили кулачками. Увидев указатель "Гостиница "Солнечная", свернул направо. Гостиница была видна еще на шоссе, огромный, светящийся изнутри корабль, носом упирается в море, еще немного - и покатится со стапелей. Ружин подрулил к стоянке, махнул дежурному с повязкой, тот указал, где встать. Швейцар улыбнулся добро, еще из-за стеклянных дверей, продолжая улыбаться, с почтением пожал протянутую руку, когда Ружин вошел. В холле тонко пахнет духами, зарубежными сигаретами и кофе - дорогим пахнет. Много женщин и мужчин, снуют, сидят, что-то пьют, болтают, не различишь, где наши, где ихние... Но вот несколько девиц как бы невзначай отвернулись, увидев Ружина, какой-то малый, весь "вареный", жеманный, оторвался от небольшой пестрой группки, спешно засеменил к лестнице. Ружин усмехнулся: не надо меня бояться, у меня сегодня своих забот хватает. На лифте доехал до третьего этажа, прошел в конец коридора, очутился в квадратной комнате с креслами, диванами, низким столиком. Навстречу поднялась женщина с ухоженным лицом, улыбнулась: - Проходите,- открыла тяжелую дубовую дверь. И здесь диваны, кресла, ковер, ворсистый, мягкий, просторно, у огромного окна изящный тонконогий стол, не наш, не советский, чересчур игривый, не деловой. За столом мужчина лет сорока, лицо узкое, загорелое, короткая стрижка, с боков седина, светлый костюм, черный галстук - Кадаев, директор гостиницы. Он встал, застегнул пиджак, улыбнулся приветливо, протянул руку: - Здравствуйте, Сережа, рад, что не отказали, пришли. Я соскучился. Суетишься, суетишься, а поболтать по душам и не с кем. Вы как спасение. - Спасибо,- сказал Ружин. - Садитесь. Кофе? Коньяк? Водка? Ружин покрутил головой. - Вы чем-то расстроены? Ружин пожал плечами, сказал неопределенно: - Работа. Кадаев подошел к стене, открыл бар, вынул початую бутылку чего-то дорогого, налил в крохотную рюмку и повернулся к Ружину: - Я вот по утрам просыпаюсь, и страх охватывает, знаете, прямо пальцы стынут, умирать скоро, а собой и не жил, понимаете? Собой, нутром своим, душой своей, чтобы почувствовать, что живешь именно в данную минуту, в это мгновение, и что жизнь - самое замечательное, что может быть. Понимаете меня? Ружин усмехнулся, закурил, не спросясь, затянулся, продекламировал: - Я хочу быть кумиром вселенной, я хочу ничего не хотеть... Подавите желания и ощутите жизнь. Способ один, других нет. Кадаев сделал глоток: - Чересчур за многое и за многих я в ответе - жена, дети, родственники, друзья, постояльцы в конце концов. Допустим, я начну жить по большому счету, а что будет с ними? Кстати, о друзьях... Ружин опять усмехнулся: - Легкая интеллектуальная разминка, а теперь о деле, верно? Так учил Дейл Карнеги. Я правильно произношу? Кадаев засмеялся: - Я вас люблю, Сережа. Вы все понимаете.- Он присел на краешек стола, запросто, по-свойски, улыбку убрал, заговорил доверительно: - Да, о деле. Вот какая штука. Вы на днях задержали одного мальчишку, дурак-несмышленыш. - Колесов? - Да. Он сирота. Тяжелое детство. Я принимаю в нем какое-то участие. Он родственник одного моего близкого друга. - Кого? - Ах, Сережа, разве это имеет значение...- грустно улыбнулся Кадаев. - Втемную не играю,- Ружин затушил сигарету, встал. - Сыщик есть сыщик,- скорбно вздохнул Кадаев.- Брат жены Лавинского. - Директор "Югвино"? - Замечательный человек. Жена - красавица, молодая. Вы меня понимаете? Кадаев положил Ружину руку на плечо, добавил, понизив голос: - Квартира, на которой вы задержали мальчишку, ее. Как не хотелось бы, Сережа, чтобы квартира фигурировала в документах. Ружин покрутил головой медленно, шея напряглась. - Вы же однажды помогли нам... мне,- вежливо настаивал Кадаев.- Заткнули глотку этой дуре, которая болтала, что я получал доход с проституток, что именно я-то и продаю их фирмачам. Забыли? - Ну, во-первых, вы мне симпатичны,- вновь садиться Ружин не стал, стоял, глядя в окно, неожиданно безразличный.- Во-вторых, я не моралист и не считаю проституцию большим злом. Но здесь наркотики, а это я считаю злом. Кадаев усмехнулся: - Дело, наверное, не только в симпатиях и убеждениях.- Он сделал еще глоток.- Были причины и другого характера, верно? - Нет,- весело возразил Ружин.- Неверно. Я принял от вас японскую видеоустановку, тоже исходя из своих убеждений. Сыскная работа незаслуженно мало оплачивается в отличие от других видов человеческой деятельности.- Он поклонился в сторону Кадаева.- Надо соблюдать пропорцию. Кадаев печально покачал головой, встал, поставил рюмку в бар, сказал сухо: - Мы можем обойтись и без вас. Это просто. Но я знаю, что вы полезете в драку и на каком-то этапе успешно, вас ценят, у вас имя. Значит, война. А это создаст неудобство, я не люблю неудобства, я люблю комфорт.- Он, сузив глаза, оценивающе посмотрел на Ружина.- У меня есть прелестный домик в двадцати километрах отсюда, маленький, правда, но каменный, вокруг ни души. Предоставляю кредит. Ружин не ответил, опять взглянул в окно, оно выходило на хоздвор гостиницы, увидел подъехавшую машину, человека, вылезающего из нее, засмеялся неожиданно, повернулся к Кадаеву, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30