А именно это и произошло. Со времени внутреннего взрыва в моем сознании, происшедшего, когда я наконец понял, что Свонни больше нет – она умерла и исчезла, исчезла совсем, – последовала цепочка сравнительно более мелких озарений. Серия небольших поворотов, постепенно развернувших меня на сто восемьдесят градусов и наконец позволивших мне увидеть себя в мысленном зеркале во весь рост и разглядеть проступающие из-под пластиковой кожи металлические кости, увидеть тусклый свет лампочек, освещающих мертвенным искусственным светом полированные впадины моих глазниц.
И только тогда я осознал, что происходило в моем подсознании все это время.
Только Свонни смогла понять, насколько мало во мне было человеческого. Поначалу мне казалось, что те двое, которых я подобрал, сумасшедшая девчонка и полоумный кот, не представляют для меня угрозы и моя тайна останется при мне. Никто бы не смог потребовать от меня проявлять к ним какие-либо чувства. Но потом появилась Мэри, а вместе с ней и смутное, но навязчивое подозрение, что она ощущает мой недостаток. Потом появился Билл – еще один нормальный человек, наблюдавший за мной и делавший свои выводы. Потом – Порнярск, который, возможно, тоже – пусть не по-человечески – почувствовал это. А после того, как мы столкнулись с эксперименталами, которые по определению также должны были быть существами без душ, любой из окружающих меня настоящих людей в любой момент мог вдруг сказать себе: смотри как он относится к Санди! Разве не кажется тебе, что такие проявления привязанности и доброты характерны для эксперименталов?
Но самая большая опасность исходила от переросшей свое безумие девчонки. Слишком долгое время она знала и меня, и Санди. Судя по некоторым признакам, она знала меня даже лучше, чем можно было предположить. С одной стороны, мне хотелось, чтобы она всегда была рядом, но если я чего-то не предприму, скорее всего именно она и окажется тем человеком, который, наблюдая за мной и Санди, в один прекрасный день сложит два и два, после чего я стану ей не нужен и потеряю ее навсегда.
Конечно, в принципе Тек и так грозился увести ее, тем самым решив бы все проблемы, пусть и не совсем желательным для меня образом. Внутренне я сознавал, что Тек мне не соперник. Он никогда не представлял собой настоящей угрозы. Была целая дюжина способов, как я мог исключить его из этой ситуации, вплоть до выслеживания, его убийства и ее насильного возвращения. Нет, единственным, кого следовало убрать, был Санди, и я позаботился об этом. Просиживая наедине со своими мыслями дни и ночи напролет, я скорбел – нет, не по нему, а скорее по себе самому: насколько же тяжело наконец осознать, что я представляю собой на самом деле, после того как я столь долго и успешно это от себя скрывал!
Остальные относились ко мне с бесконечным терпением. На их месте я бы, наверное, пристрелил себя, вырыл могилу, закопал тело и тем самым избавился от лишнего рта, который нужно кормить, и от лишней одежды, которую нужно стирать. Но ведь они были не такими и терпели меня, позволяя мне делать все что угодно и приходя за мной только когда наставала пора есть или ложиться спать. Благодаря этому у меня было уединение, которого я жаждал.
Или, по крайней мере, оно было у меня очень долго. Но потом его стали нарушать. Даже не знаю, когда я впервые заметил это, возможно, я и прежде видел невдалеке темную поджарую фигуру, но некоторое время просто не обращал на нее внимания. Однако настал день, когда я заметил, что Старик сидит в тени большого валуна, тогда уже снова наступило лето, ярдах в тридцати выше по склону от того места, где сидел я, и пристально смотрит на меня.
Помню, тогда я удивился, как ему удалось освободиться. В моем подсознании, он все это время сидел на привязи в круглом зале депо. Вероятно, решил я, через какое-то время его отпустили, чтобы он мог вернуться к своим собратьям эксперименталам. Но мне страшно не хотелось выползать из окутывающего мое сознание серого тумана и спрашивать кого-нибудь, поэтому я решил просто не обращать на него внимания. Он просто сидел и смотрел на меня, а его ограниченному мозгу, думал я, это занятие очень скоро надоест, и я избавлюсь от него.
Я решил игнорировать его.
Но ему все никак не надоедало глазеть на меня, и он не уходил. Постепенно я начал сознавать, что если я даже и не вижу его, он все равно постоянно находится где-то поблизости от меня. Причем он не только всегда находился поблизости, но и расстояние между нами, на котором он усаживался, все сокращалось.
Я понятия не имел, зачем ему это нужно, мне просто хотелось, чтобы его не было. Мне хотелось, чтобы меня оставили в покое все, в том числе и это жалкое подобие человека. Однажды – теперь он обычно усаживался не далее чем в двадцати футах от меня – я как можно незаметнее положил руку, скрытую от него моим телом, на камень размером со среднее куриное яйцо, стиснул его в кулаке и стал ждать. Через некоторое время, заметив, что его внимание на мгновение отвлеклось – как выяснилось, я оказался не прав, – я замахнулся и изо всех сил швырнул в него камень.
Он поднял руку и поймал его на лету.
Причем поймал с такой легкостью, что больше я никогда даже не пытался чем-нибудь в него кинуть. Двинулась только его рука, даже плечо не шевельнулось. Длинная жилистая рука поднялась и позволила камню влететь в ладонь. А потом он уронил его, избавился от него, просто разжав пальцы, и все это время его глаза неотрывно смотрели на меня.
Когда это случилось, я почувствовал, как во мне закипает какая-то темная злоба, и ее оказалось достаточно, чтобы частично вернуть меня к жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159