Меня зовут Илу.
- Джим Тимберлэйк. Я - человек, - сказал Тимберлэйк, ожесточенно ковыряя пальцем в ухе, оглохшем от громовых раскатов драконьего голоса.
- О доблестный человек! Ты наконец пришел... но поздно, слишком поздно... - И дракон затрясся от едва сдерживаемых рыданий.
- Слишком поздно?
- Да. Мамочка моя... - Илу захлебнулся слезами и умолк, не в силах вымолвить ни слова.
Он плакал так жалостно, что Тимберлэйк, которому не чуждо было сострадание, не выдержал и, подойдя вплотную, ласково погладил его по голове. Дракон ткнул носом, величиной с бочку, ему в грудь и засопел.
- Ну что ты, что ты, - неуверенно забормотал Тимберлэйк.
- Простите, о, простите меня. Я ничего не могу с собой поделать. Я очень чувствительный. Совсем как моя мамочка.
- А кем была твоя мама? - спросил Тимберлэйк, чтобы отвлечь дракона от грустных мыслей.
- Что? - спросил Илу, удивленно поднимая голову. - Конечно, иллобаром, как и я. О, как она была прекрасна! Какие чудные белые клыки, какие сверкающие когти, какой великолепный могучий хвост! А сердце нежное, как цветочек. Когда падал лепесток, вместе с ним катилась из ее глаз крупная слеза.
- Ты так хорошо ее помнишь? - спросил Тимберлэйк, про себя отметив, что Илу, видимо, старше пида, который вылупился из яйца только после приземления.
- Ну что вы, конечно нет! Я создал ее любимый образ в своей памяти по романтическим книгам, которые она для полной безопасности поместила в жидкость противоперегрузочной камеры вместе с моим... - Иллобар закрыл голову лапой и смущенным голосом произнес: - ...яйцом. Та, которая любила подобные романы, не могла быть иной, чем рисует мое воображение. Разве не ее любящая рука положила в противоперегрузочную камеру механического педагога, который наставил кроху на путь истинный, как только он вырвался из скорлупы на волю? Да, - сказал иллобар, сверкая глазами, - одно лишь слово может выразить все, что она для меня сделала. МАМА! - Он гордо расправил плечи и высморкался в один из больших белых листьев, которые служили пиду для письма. - Но хватит. К чему вспоминать мое столь плачевное прошлое? Вы явились, чтобы спасти меня. В путь!
- Видишь ли, нам не удастся так просто улететь, - сказал Тимберлэйк. - Сначала надо... - И он поведал иллобару о Свенсоне и зеленокожих туземцах.
- Возможно ль? Пленник? Обреченный? - взревел дракон, подскакивая на хвосте и сверкая глазами. - Где видано? О, нет! Вперед! На помощь!
Он угрожающе вытянул лапу, и Тимберлэйк, не помня себя от радости, что наконец-то нашел верного союзника, выскочил из-под навеса. Вдохнув свежий воздух полной грудью, он бросил взгляд на предзакатное солнце и тут с удивлением обнаружил, что иллобар за ним не последовал.
Тимберлэйк вернулся. Илу, избегая смотреть ему в глаза, подышал на когти и начал полировать их о костяную пластину на груди, смущенно напевая себе под нос.
- Что случилось? - осведомился Тимберлэйк.
- Э-э-э... понимаете, - пробормотал иллобар, - я вдруг подумал, что у них есть копья... и... всякие острые штуковины. А я не могу вынести мысли, что мне причинят боль.
Тимберлэйк застонал и в отчаянии опустился на первое попавшееся бревно.
- О, прошу вас, не расстраивайтесь! - вскричал иллобар. - Мне не пережить, когда кто-нибудь печалится.
Тимберлэйк заскрежетал зубами.
- Не надо так. Пожалуйста, развеселитесь. Послушайте, - сказал иллобар. - Позвольте мне зачитать вам прекрасные строки, произнесенные Сигной в «Пксрионе» Готера, когда она слышит, что дело ее безнадежно. - Он торопливо вставил в видеопроектор новую пленку и принялся говорить душераздирающим голосом: - «...судьба, предсказанная звездами, сбылась. О, чадолюбивая страдалица! Если б Гнрутх был снагом, полновесным снагом и никем, кроме снага, она была бы не в силах отказать ему в подписании договора. Но так как он презренный брыксл, она унесет память о нем в могилу...» Вот, видите, - сказал иллобар, сдвигая проектор на лоб и наливая какую-то жидкость из сосуда, напоминающего своими размерами бочонок, в нечто похожее на вазу для цветов. - Могу я предложить вам капельку моего домашнего вина?
Тимберлэйк принял подношение безжизненной рукой. Он осторожно принюхался. Жидкость слегка пахла спиртом и была бесцветной, тягучей и маслянистой на вид. «Какого черта», - подумал он и опрокинул содержимое вазы себе в горло.
Жидкий огонь разгорелся внутри, не давая ему вздохнуть.
Ему показалось, что кто-то изо всех сил стукнул его по шее.
...И больше он ничего не помнил.
* * *
Тимберлэйк застонал и открыл глаза. Утреннее солнце проникало в щели между стволами навеса. Злые гномы упорно стучали по наковальням в его голове, а во рту ночевал верблюд, чувствовавший себя в родной стихии.
- Что это я выпил? - прохрипел он. Ответа не последовало. Кроме него, под навесом никого не было. Тимберлэйк с трудом встал и, покачиваясь, добрался до озера, расположенного ярдах в тридцати от навеса. Встав на колени, он сунул голову в холодную воду. Манна небесная.
Примерно через полчаса, хорошенько почистившись как изнутри, так и снаружи, он завязал лоб мокрым платком и вдруг вспомнил о Свенсоне.
«Только этого мне не хватало», - подумал Тимберлэйк, когда первое потрясение улеглось. Ведь он хотел поговорить со своим партнером, как только тот немного успокоится, а вышло, что несчастный обреченный всю ночь провел в страданиях и непереносимых муках. Угрызение совести, презрение к самому себе, которые испытывает любой человек после хорошего похмелья, терзали Тимберлэйка, разрывая его душу на части. Перед его внутренним взором вставал Свенсон: одинокий, беспомощный, ожидающий ужасной смерти и лишенный возможности перемолвиться словом со своим единственным другом.
1 2 3 4 5 6 7 8