!
Парень задумчиво посмотрел в черное окно, как-то странно пожал плечами, будто и сам не ведал – кто он, негромко проговорил своим странным голосом:
– Как вам сказать? Я... Я в меру своих сил и возможностей охраняю людей.
– То есть вы руководите некой, как теперь говорят, «охранной структурой»? – попытался уточнить В.В.
– Как вы сказали? – переспросил парень.
– Я предположил, что вы возглавляете какое-то охранное бюро.
Парень слегка задумался, потом поднял на В.В. свои голубые девичьи глаза.
– Да, что-то в этом роде.
– Слушайте! – спохватился В.В. – Я вам совсем заморочил голову. Мы даже не представились друг другу. Я...
Но парень весело перебил В.В.:
– Вы – Владимир Владимирович. Я только сейчас понял, с кем я разговариваю. Я недавно прочитал одну вашу книжку про говорящего кота, и на обложке была ваша фотография! Верно?
– Верно, – ответил В.В. и плеснул еще немного джина в свой стакан. – А как зовут вас?
– Ангел.
– Как?!
– Ангел. В Болгарии очень распространенное имя.
– Так вы болгарин?
– Нет.
– Ага... – тупо проговорил В.В. и выпил. – А как вас мама называла? Я имею в виду ласкательную форму этого имени.
– У меня нет матери.
– Но ведь была когда-то?
– Наверное. – Парень пододвинул недоеденное яблоко поближе к В.В. – Вы закусывайте, Владим Владимыч.
– Хорошо, хорошо... – В.В. снова взялся за яблоко, но продолжил свое хмельное наступление: – Слушайте! Вы меня, конечно, простите, но старики моего возраста, особенно когда переваливает за семьдесят, обычно чудовищно бестактны! Особенно когда они – под банкой! Им всегда кажется, будто им в жизни что-то недодали, и поэтому позволяют себе... Короче, я НЕ являюсь интеллигентным исключением. Как называют вас барышни в минуты близости? Ну не говорят же они вам: «Ангел мой!..» Наверное, существует какая-то уменьшительная форма?..
– Да нет, – тихо проговорил Ангел. – Так и говорят.
– Как?!
– Ну, как вы сказали... Иногда говорят: «Мой Ангел...» Но вообще-то, Владим Владимыч, я – ничейный Ангел. Я уже давным-давно никому не принадлежу. С детства. Так сказать, Ангел – сам по себе. Единица совершенно самостоятельная.
– По-моему, вы меня загнали в какой-то бездарный словесный тупик! – раздраженно произнес В.В. и налил себе в стакан немного джина.
– Наоборот, Владим Владимыч! Я вас из этого тупика пытаюсь вытащить, – рассмеялся Ангел.
В дверь купе постучали.
– Да-да! Пожалуйста... – сказал Ангел и сам открыл дверь.
Стараясь не смотреть на В.В., в проеме дверей стоял проводник:
– Еще чайку не желаете? – осторожно сказал он Ангелу, а глазами показал на В.В., безмолвно вопрошая – все ли в порядке?..
– Спасибо, пока не нужно. У нас все прекрасно, – успокаивающе улыбнулся ему Ангел.
Закрыл за проводником дверь и спросил у В.В.:
– Чем это вы его так запугали?
– Ах Ангел!.. Этот наглый и трусливый засранец – классический слепок с крохотного хамоватого советского чиновничка, упивающегося своей трехсекундной лилипутской властью. Я там на перроне не сдержался и рявкнул на него, вот он и вообразил себе бог знает что... А так я уже давно ничем никого напугать не могу.
– Не кокетничайте, – улыбнулся Ангел. – Судя по тому, с какой легкостью в вас проваливается этот напиток, – вы еще в превосходной форме!
– Ах, если бы!.. – В.В. налил себе в стакан еще немного джина. – Недавно в Мюнхене, на кинофестивале, куда я забрел всего лишь из стариковского любопытства, со мной произошел забавный случай. Я выпивал в буфете с одним знакомым критиком, как вдруг ко мне подошел громадный толстый человек, в котором я с трудом и ужасом узнал некогда худенького провинциального паренька, некогда перебравшегося в Москву с целью покорить столицу своими посредственными эстрадными хохмочками. И ведь покорил, сукин кот!
В.В. выпил джин и понюхал остаток яблока.
– Так вот – он заключил меня в объятия, ласково прижал к своему необъятному животу, расцеловал и тихо спросил: «Ну, как поживаешь, предатель родины?» – В.В. грустно поглядел на оставшийся в бутылке джин и горько признался: – И знаете, Ангел, я так и не нашелся что ему ответить... Наверное, теперь я уже всего лишь сочинитель, а не боец. Потом я даже представил себе, что мог бы сказать какой-нибудь герой моей повести в ответ на такую шуточку. Думаю, что если бы он не шарахнул сразу этого пошляка бутылкой по башке, то скорее всего презрительно напомнил бы этому разжиревшему халамендрику, что за эту родину он шестнадцатилетним мальчишкой уже воевал с сорок третьего, а потом полгода валялся по медсанбатам и госпиталям... И дослуживал в армии до пятьдесят четвертого, летая на самых строгих военных самолетах... Он, этот киевский пошлячок, еще и на свет не родился, когда я... Впрочем, так мог бы сказать мой герой, которого я сам выдумал, пристегнув ему кусочки собственной жизни – такой путаной и разнообразной, что ему, этому говнючку от кинематографа, и не снилось! – В.В. хлебнул из горлышка и печально добавил: – За последние годы я так постарел, что теперь вынужден передоверять защиту собственной чести и всего, что мне дорого, – моим героям. Мною же придуманным персонажам. И когда они совершают то, что еще совтсем недавно я с наслаждением сделал бы сам, – я успокаиваюсь...

НОЧЬ. МЧИТСЯ «КРАСНАЯ СТРЕЛА» В САНКТ-ПЕТЕРБУРГ...

Освещенные окна вагонов проносящегося поезда гаснут одно за другим.
Грохочут колеса состава...
Черными силуэтами мелькают на фоне сизо-фиолетового ночного неба пролетающие мимо кроны деревьев.
Желтыми ниточками струятся назад огоньки далеких и неведомых поселений...
В нашем вагоне, в котором едут В.В. и Ангел, погасли почти все окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16