Воздушные тревоги были так часты, что они могли совершенно парализовать производство, если бы не был отдан приказ продолжать работы и во время налета, несмотря на опасность. В гавани, уже полуразрушенные и разрушаемые все далее, приходили разгружаться только подводные лодки, действовавшие стаями, по «тактике волков». Англия шаталась под ударами, которые она не могла возвращать и тем не менее ее воля к борьбе не ослабевала.
Гитлер изумлялся; потом ему показалось, что он понял. Англия была тверда, потому что она надеялась на помощь. Надежда не помощь Америки, которая раскачивалась так медленно, не могла быть достаточной для того, чтобы так стойко держаться. Единственно реальной могучей военной поддержкой, которую она ожидала, была помощь России.
Геринг, Кайтель, Иодль и Риббентроп подтвердили в Нюрнберге эту версию совершенно единогласно. «Гитлер проникся в начале 1941 г. убеждением, что между Англией и СССР существовало тайное соглашение. Он не мог иначе объяснить ожесточенное и по-видимому безнадежное сопротивление англичан…».
Заключение вытекало само собой: когда Россия будет разбита, – Англия капитулирует.
8 января 1941 года Гитлер заявил Риббентропу:
«Англия держится только надеждой на помощь Америки и России. Дипломатическая подготовка англичан в Москве ясна: цель Англии – это бросить СССР на нас. Одновременная интервенция России и Америки была бы слишком тяжела для нас. Поэтому надо уничтожить угрозу еще в зародыше».
Кайтель приводит еще другой довод, который побудил фюрера напасть на Россию.
«Наша сухопутная армия, – сказал он, – стояла без дела. После поражения Франции у нее „не было противника в Европе и было очевидно, что мы не могли ее держать бесконечно в состоянии мобилизации, но без употребления. Это показалось фюреру исключительно благоприятным случаем для того, чтобы покончить с большевизмом. Он сказал, что после того, как советская опасность будет устранена, он демобилизует армию и будет продолжать войну исключительно силами морского и воздушного флота“.
Решение было принято Гитлером в феврале – это засвидетельствовано Герингом.
«Фюрер, – сказал он, – сообщил мне, что он решил предупредить нападение русских, нанеся Советскому Союзу решительное поражение».
«Он изложил мне свои доводы в виде пяти пунктов:
1) Сосредоточение советских войск в Польше продолжается безостановочно.
2) Воздушные силы в западных областях СССР становятся все более многочисленными.
3) Сведения, полученные ОКБ о росте военной промышленности СССР, принимают угрожающий характер.
4) Экономическое давление Советского Союза также непрерывно растет.
5) Требования Молотова в Берлине по поводу Финляндии и Балкан раскрывают план экспансии СССР и окружения Германии, для нас нестерпимый.
«Я просил времени на размышление, – продолжает Геринг, – а на другой день представил фюреру мои возражения. Он выслушал их спокойно.
Я подчеркнул, что мы уже находимся в войне с мировой державой – Великобританией; что вторая мировая держава – Соединенные Штаты несомненно вступят – рано или поздно – в войну, и что было бы весьма неблагоразумно идти одновременно против третьей мировой державы – России.
Я не сомневался в том, что германские армии победят русскую армию. Но я заявил фюреру, что занятие такой громадной страны, как Россия, потребует таких усилий, которые нас значительно и надолго ослабят.
Я отметил также, что война на востоке принудит воздушные силы Германии прекратить или по крайней мере сократить налеты на Англию как раз в тот момент, когда они достигли полной силы и когда неприятель выказывает явные признаки истощения.
Я предложил фюреру обратный план. Он состоял в том, чтобы укрепить наш союз с Москвой, обратить его в военное сотрудничество и толкнуть СССР на Индию. Фюрер ответил мне, что вводить большевизм в нищие и голодные массы индусов представляет собой такую ответственность, которую он никогда на себя не возьмет.
Ни один из моих аргументов не мог поколебать фюрера». 3 февраля 1941 года, в Берлине состоялся военный совет. В архивах Нюрнберга есть протокол его под номером 872 P.S. Присутствовали: Гитлер, Кайтель, Иодль, Браухич, Гальдер и несколько офицеров Главного Штаба.
Гальдер дал картину, – впрочем, крайне элементарную – Красной армии. Он определил ее силу в 100 пехотных дивизий, 25 конных и 30 танковых. «Нашу силы, – сказал Гальдер, – почти таковы же по численности, но значительно выше по качеству. Советские пехотные дивизии имеют несколько больших танков, но эти танки посредственного качества. Русская артиллерия многочисленна, но материальная часть и командование стоят на низком уровне. Укрепления спешно возводятся. Стратегические планы советского командования неизвестны, но надо считаться с тем, что отступление Красной армии из Украины и из Прибалтики сомнительно в виду того, что эти районы имеют большое значение».
Затем заговорил Гитлер. Он энергично настаивал на необходимости полного окружения главных сил советской армии.
«Важно, – сказал он, – уничтожить большую часть неприятельской армии, а не обратить ее в бегство. Нужного результата мы можем достигнуть, маневрируя на флангах возможно большими силами».
Генералы не возражали. Не было ничего похожего на дебаты, происходившие во время обсуждения плана кампании во Франции. Главный Штаб стал мягким и податливым. Когда Браухич сделал робкое замечание о мерах предосторожности, какие необходимо будет принять на западе. Гитлер обрезал его словами:
«Когда Барбаросса начнется, весь свет затаит дыхание и будет выжидать».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76