- Предлагаю путешествие в ближайший водоем - искупаться.
До Мальгина не сразу дошел смысл сказанного.
- Тебе что, делать нечего?
Заремба опешил; Мальгина всегда забавляло, как Иван, который был на
девять лет моложе его, вел себя со всеми запанибрата, покровительственно,
и всегда совершенно искренне поражался, когда его ставили на место.
Но характер у молодого нейрохирурга был незлобивый, покладистый, общительный,
просто он так был воспитан, без критического отношения к себе, сам
обижался часто и быстро, но так же быстро остывал.
- Будешь ждать, пока Готард подготовит анализ?
- А ты предлагаешь докладывать на консилиуме ему?
- Нет, но времени-то еще воз и маленькая тележка.
Мальгин потерял интерес к разговору и снова уткнулся в стол, по черной
панели которого ползли последние сводки медицинских новостей из всех
районов земного шара, отобранные для него киб-секретарем. За день
лицо заведующего отделением осунулось и заострилось.
Заремба потоптался у стола, повздыхал.
- Ты меня включишь в бригаду лечащих?
Мальгин с трудом вернулся из глубин памяти.
- Я хотел бы попасть в ПР-группу.
Клим наконец выключил информпрограмму, вскинул на нейрохирурга затуманенные
глаза.
- Надеюсь, у тебя есть основания?
- Ну, я думаю... считаю, что я... хороший специалист, врач...
Мальгин вздохнул.
- Ты же знаешь, что этого недостаточно, Иван. Ответственность
за лечение таких пациентов, как Шаламов, требует полной отдачи, колоссального
опыта и знаний.
- Что я, по-твоему, не лечил никого? - насупился Заремба. -
А кто оперировал Кадовски? Кто поставил правильный диагноз Ламбергу?
- Ты. - Мальгин снова вздохнул. - Но ты пока умудряешься
брать на себя больше, чем можешь унести. К тому же Таланов уже назначил
бригаду операционников.
- И кто в нее вошел?
- Готард, я и... как его, врач-спасатель Джума Хан. Трое.
- Мне этот индеец не показался опытным. - Заремба покривил
губы. - К тому же трое в группе - мало. Могу заменить индейца.
- Он афганец.
- Какая разница? Значит, не берешь?
Мальгин тронул сенсор вызова, отрицательно качнул головой.
- Ты даже не представляешь, какой это трудный случай. Не знаю,
как Готард и Джума, но я... я просто боюсь давать прогнозы.
"Знал бы ты, что я испытываю, - с тоской подумал он. -
Умирает человек, который был моим другом, не подозревая, что мы давно
враги! Умирает исключительно коммуникабельный человек, которого все
любили и всегда ждали. Умирает тот, кто, не дрогнув, пожертвовал собой,
спасая маатанина, совершенно чужое разумное существо, не способное
на ответное благородство. И наконец, умирает тот, к кому ушла жена,
превыше всего в жизни ставящая честность отношений, какой бы ни была
цена... Что будет, если Даниил умрет? Вернется ли она? И что будет,
если он все-таки выживет?.."
Над "глазом" виома развернулся объем изображения с головой
Стобецкого.
- Давайте поработаем вместе, - сказал Мальгин. - Мне
некуда деться.
- Успеешь поработать, - недовольно проговорил Готард. -
Через пару часов я дам предварительный вывод.
- И все же я подключусь в параллель. Извините, Готард, но у меня
есть свои резоны.. Этот человек... мой злейший друг.
Стобецкий пожевал губами, хмурясь, нехотя кивнул. Потом не удержался
от ехидной тирады:
- Боишься, что на стадии прогноза не учту какую-нибудь мелочь?
Стобецкий еще не ошибался в анализе.
- Я знаю. - Мальгин остался бесстрастным. - Но решать
судьбу этого парня буду, наверное, я.
Виом погас, Стобецкий выключил интерком.
- Индюк, - сказал Заремба простодушно. - Клим, вспомни
обо мне, я не подведу. Желаю удачи.
Мальгин остался один. Минут десять он сидел в том же положении, боролся
с воспоминаниями и, победив, дал задание киб-секретарю связаться со
спасательной службой и собрать все материалы о работе Шаламова. После
этого спустился в клинику Стобецкого, где автоматы реанимакамеры,
насколько это возможно, поддерживали оптимальную среду для одного
пациента, Даниила Шаламова, мастера-спасателя тридцати двух лет от
роду, верного своим принципам всегда и везде, даже в ситуации, когда
выбор один - жизнь своя за жизнь чужую...
Стобецкий не сказал ни слова, когда Мальгин сел рядом и вывел на второй
эмкан параллельный выход диагностера. До глубокой ночи они работали
в полной тишине, связанные оперативным полем компьютера, а когда закончили
формирование отчета, долго сидели за светящимся "кактусом"
вириала и смотрели на неподвижное тело Шаламова, погруженные каждый
в свои мысли и чувства. Их рабочие отношения можно было бы выразить
двумя словами: унисон диссонансов. Но это, в общем-то, парадоксальное
словосочетание точно определяло способности каждого видеть границы
принципиальной оценки событий. Стобецкий ушел раньше, буркнув "спокойной
ночи". Мальгин вернулся в кабинет, еще раз перечитал собственные
выводы, зафиксированные памятью машины - в институте ее все
называли Гиппократом [ Инк (интеллект-компьютер) института. ] , -
и в третьем часу ночи покинул институт. Думал он, к собственному отвращению,
только об одном: у Купавы будет ребенок...
На консилиуме присутствовали едва ли не все крупнейшие специалисты
с приставкой "нейро" в области изучения и лечения человеческого
мозга и нервной системы: нейропсихологи и физиологи, хирурги и химики,
кибернетики и лингвисты, психологи и генетики, в том числе и доктор
неврологии Каминский, возглавлявший Европейский центр индивидуальной
психотерапии.
Данные анализа состояния Шаламова произвели на каждого из них разное
впечатление, но в одном их мнения совпали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45