– спросил магнат.
– Порхает по залу, как птичка.
– Видно, она не думает о грехах перед смертью.
– Да она еще может воз соломы перепрыгнуть.
– Значит, думать о наследстве рано?
– Я этого не сказал бы, – заметил квестарь, – иногда у людей сил прибывает перед смертью.
– Эх, – вздохнул вельможа, – только бы не догадались об этом отцы-иезуиты.
Брат Макарий весело рассмеялся.
– Если иезуиты так за ней ухаживают, значит, недолго ей осталось жить, иначе они ни минуты бы не сидели там.
– Что же делать? Что делать? Ее состояние мне нужно позарез. Петрек, разиня, позови сюда пана Тшаску.
Парень выбежал. Вельможа сидел опечаленный, опершись подбородком на руку.
– Состояние там большое, – подтвердил квестарь. – А сколько прислуги, а скота, а крепостных – не сосчитать.
Из груди магната снова вырвался вздох:
– Что же делать, отец?
– Надо иезуитов как-нибудь похитрее обойти.
– Как же это устроить?
– Есть такие способы, ваша милость.
– Разве что заключить союз с дьяволом?
– Дьявол дурак, может засыпаться на пустяке. Иезуиты не боятся таких мазуриков. Я сам многим дьяволам горячее сало за шкурку заливал, так что они только голым задом сверкали да визжали.
– Ах, жаль ее богатство терять.
– Жаль, конечно, очень жаль.
– Так посоветуй же, отец мой, у тебя ум острый. Я тебе деревню подарю и сто душ в придачу. Или такой турецкий пояс справлю, хоть к королевскому двору поезжай.
– Мне деревня ни к чему, а пояс только давить будет: брюхо велико, даже святая веревка, которой я опоясываюсь, такое для меня наказание, что из-за нее я неминуемо на тот свет отправлюсь.
– Я тебе кабак открою, чтобы ты мог день и ночь круглый год пить там вино в свое удовольствие.
– Нет такого кабака в нашем государстве, который не был бы открыт для меня. Чужого добра никогда не жаль. А будь у меня свой кабак, чего доброго, я стал бы скупцом и не пользовался бы им.
– Значит, нет ничего, что могло бы тебя прельстить?
– В святом писании говорится, что один покаявшийся грешник вызывает в небе больше радости, чем сто праведников.
– Так что же?
– Стоит ли быть благочестивым, если мошенник к концу жизни пользуется таким почетом в небесах?
– Я что-то не понимаю тебя, отец мой.
– Лучше быть вольной птицей, шататься по деревням, чем лезть в райские кущи. Позволь мне, ясновельможный пан, жить по-своему. У меня свои расчеты.
– Значит, ничего не хочешь?
– Так будет лучше.
– Во всяком случае обещаю, что тебе ни в чем отказа не будет. Скажи мне только, как ты думаешь обмануть мою родственницу и изгнать иезуитов, если ты пренебрегаешь нечистой силой?
Квестарь почесал бородавку.
– Есть такие способы.
– Так говори же, а то я начинаю терять терпение.
– Я обращусь к святым, а они уберут кого нужно.
– Как же ты призовешь святых, они ведь духи бесплотные?
– Я кое-кого из них знаю, они мне по дружбе сделают.
Вельможа вскочил с сундука, внимательно присмотрелся к квестарю, перекрестился на всякий случай и быстро начал вышагивать по комнате.
Брат Макарий продолжал:
– В небесах-то теснота непомерная. Моим святым скучно, стоят они в задних рядах, и чтобы полюбоваться божьим видом, им приходится на цыпочки вставать. Они с удовольствием сойдут ко мне немного поразвлечься, потому что нет ничего хуже, чем ждать да догонять. За кубок доброго вина они могут оказать помощь.
– Да неужели в небе нет вина? – недоверчиво спросил вельможа.
– Есть, да сивухой разит: у них там бочки старые. Тут, приоткрыв дверь, всунул голову пан Тшаска:
– Я здесь, ваша милость.
Вельможа подозвал его и жестом указал на сундук в углу. Пан Тшаска, шаркая ногами, поспешил к сундуку и достал оттуда красный пояс чудной работы, затканный золотом и искусно расшитый полевыми цветами. Шляхтич держал его, как драгоценную реликвию. Вельможа повернулся спиной; пан Тшаска, мастер своего дела, опоясал его один раз, а затем, держа конец пояса в руках, отбежал в другую сторону комнаты. Магнат начал кружиться, как балерина, накручивая на живот широкое полотнище. Тшаска заделал конец пояса, тщательно расправил складки и, любуясь своей работой, стоял, ожидая одобрения. Но ясновельможному и в голову не пришло похвалить его: он был всецело занят мыслью о Тенчине.
– А может быть, устроить наезд да взять замок штурмом? – пришло ему в голову. – Ведь краковский каштелян Сановник, назначавшийся королем для управления городом, член сената.

мой тесть и не стал бы торопиться на помощь замку.
Квестарь с любопытством присматривался к церемонии одевания.
– Вот тут некрасивая складка, – указал он пану Тшаске сборку на спине вельможи.
– Без тебя вижу, – проворчал шляхтич, рассердившись на замечание квестаря.
Брат Макарий кивнул головой, поднял мешок на плечо, почесал нос и сказал:
– Ну, мне пора идти.
– Подожди, отец, – остановил его вельможа. – Значит, мы договорились?
– Договорились. Не думаю, чтобы отцы-иезуиты смогли долго удержаться в Тенчине.
– Значит, я могу верить?
– Вера укрепляет наши силы.
– Ну, тогда ступай с богом.
– Во веки веков! Аминь!
Квестарь пошел было, но в дверях снова остановился.
– Да, вот что, – сказал он, как бы что-то припоминая. – Я хотел сказать про этот самый кубок.
– Про какой кубок? – удивился вельможа. – Тебе что, кубок нужен?
– Нет, господин мой, скорее – на кубок.
– Для твоих небесных друзей?
– Ты угадал. Я только выбрался в путь из монастыря и гол как сокол. А принять небожителей надо как следует: они – народ достойный.
Вельможа бросил ему увесистый кошелек. Квестарь схватил его на лету, с нежностью потряс над ухом и спрятал за пазуху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85