– Побудешь во дворе.
– А что я буду делать во дворе?
– То, что делают все парни: на девушек поглядишь.
– Зачем?
– Может, тебе какая понравится…
– Нет, не пойду.
– Ты что, жениться совсем не собираешься?
– Вы идите с отцом, возьмите Вандё с собой. А я дома посижу.
Ночь была тихая, звездная, месяц тускло освещал дорогу. С болота поднимался тяжелый запах гнили, доносилась монотонная трель лягушек. Кози, Силя и Вандё присоединились к семейству Уана Ндриу, который шел во главе целой колонны сыновей и невесток, внуков и внучек.
Двор церкви святого Трифона был запружен народом. Внутри яблоку негде было упасть. Кози с трудом отыскал местечко в задних рядах, Силя протиснулась на места для женщин и зажгла свою свечку, а Вандё приложился к иконам и боком-боком выбрался наружу к своим приятелям.
Церковь была ярко освещена, спирало дыхание от духоты. Прихожане, особенно женщины, оживленно переговариваясь друг с другом, подняли такой оглушительный гам, что в ушах звенело. Голос отца Митро, которому было уже под семьдесят, тонул в этом шуме.
– „И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господен, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем; устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали как мертвые; Ангел же сказал: не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого; Его нет здесь – Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь, и пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых…“
Мужские голоса подхватили хором:
– Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот дарова-а-ав…
– Христос воскрес!
– Христос воскрес!
– Воистину воскрес!
Женщины толкались, стараясь получше разглядеть происходящее.
– О! Гляди, Гафур-бей тут!
– И что ему здесь надо, этому турку…
– Будто не знаешь, – скривив губы, проговорила какая-то старуха. – Высматривает, нет ли какой пташки для него.
– Чтоб его холера побрала!
– Чтоб ему пусто было!
– Чтоб наши беды пали на его голову!
– А вон та толстуха кто?
– Его жена.
– А ей что понадобилось?
– А вон еще одна. У него, у проклятого, две жены, что ли?
– Да это не жена.
– А кто?
Женщины приподнимались на носки и отталкивали одна другую, стараясь рассмотреть знатных господ.
Гафур-бей, его супруга, какой-то господин в очках и с ним дама, все одетые по французской моде, сидели недалеко от священника на скамье, предназначенной для епископа и других высокопоставленных служителей церкви, и внимательно следили за службой. Изящная дама время от времени щелкала фотоаппаратом, висевшим у нее через плечо.
– Да что ж это она, несчастная, делает?
– Что делает. Не видишь, что ли? На карточку нас снимает.
– Здесь, в доме господнем?
– За его высокое величество, короля нашего Зогу Первого, господу помолимся! – тянул отец Митро.
Дама щелкнула аппаратом, наставив его на священника.
– И за светлейших принцесс господу помолимся!
– Аминь!
– Господи помилуй! – вступил хор.
Во дворе церкви крестьяне с пасхальными свечами в руках христосовались друг с другом и тюкались носиками крашеных яичек.
Пробираясь к выходу из церковного притвора, Силя натолкнулась на Гафур-бея и даму с фотоаппаратом. Бей уставился на нее и шепнул что-то даме. Та вскинула аппарат. Силя не успела опустить голову, раздался щелчок.
– Все, сняла тебя на карточку, – засмеялась Валя.
– Вандё, а где отец?
– Погляди, Силя! Я вот этим яичком целых шесть штук раскокал!
– Пошли домой.
– Подожди, я побьюсь с Кичо. Давай, Кичо.
– А оно у тебя настоящее?
– А какое же?
– Ну-ка, дай посмотрю.
Кичо повертел яичко в руках, попробовал его на зуб.
– Я боялся, может, оно у тебя каменное.
– Скажешь тоже! Давай-ка и я твое проверю!
– На, проверяй.
Вандё тоже повертел яичко, попробовал на зубок.
– Ну, подставляй.
– Ладно. Бей.
Вандё ударил по яичку и расстроился.
– Твое треснуло, – обрадовался Кичо, – давай его сюда.
– На, бери. Подумаешь, стану я плакать из-за одного яйца. Я целых шесть штук выиграл. Во, смотри. – Он оттопырил карманы.
Дома Лёни спросил:
– Ну как, сестра, причастилась?
– Да.
– Счастливая ты, все грехи тебе простили, – пошутил он.
– И я причастился! – доложил Вандё.
– И тебе грехи простили?
– А тебе?
– А у меня нет грехов, малыш. Это только у вас!
Миновала пасха, как привычный поворот на долгом и однообразном пути крестьянской жизни.
Потеплело.
Крестьяне начали сев. Еще до света запрягали волов и отправлялись в поле. Возвращались поздно вечером, усталые, измученные, еле волоча ноги.
Через неделю после пасхи, во вторник, Лёни отправился в город. Он взял с собой Вандё – пусть проведет денек со своим приятелем Агимом. Кози уехал в поле. Управившись с делами по дому, Силя уселась на рогожу и принялась латать одежду. Солнце припекало, но в лачуге было прохладно. День стоял тихий. Жаркую тишину изредка нарушали своим кудахтаньем куры. Через оконце в лачугу падали косые лучи солнца, в них роились мириады пылинок. Издалека доносились размеренные удары кузнечного молота. Силя шила, а мысли ее были далеко. Она прослышала, что отец собирается устраивать ее помолвку, и гадала, за кого же ее выдадут. За молодого или за старика? А зачем ей выходить замуж? На кого она оставит отца, братьев? Как они тут будут без нее? Лучше бы Лёни первый женился и привел в дом жену.
Вдруг кто-то загородил окно, и на мгновение в комнате стало темно.
Силя подняла голову.
Никого.
Она снова принялась за работу.
У входа послышались шаги.
– Это ты, отец?
Никто не ответил. Она услышала скрежет задвигаемого засова на входной двери, хотела встать и посмотреть, кто там, но застыла на месте от неожиданности:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106