ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
К тому времени он уже понял, что здесь происходит, и сердце его учащенно забилось.
Гастон сказал Шатофьеру, как бы ставя точку на затянувшемся споре:
– Что ж, ладно, Эрнан. Пожалуй, ты прав. Хотя я старше, но по праву хозяина первенство принадлежит тебе. Начинай.
Разговоры на площади мигом прекратились, и в воцарившейся тишине Эрнан важно подступил к Филиппу, вынул из ножен шпагу и церемонно отсалютовал ему. Филипп знал, что сейчас будут произнесены слова, которые круто изменят всю его жизнь, слова роковые и столь желанные им.
– Я, Эрнан де Шатофьер, граф Капсирский, перед лицом Господа Бога всемогущего и в присутствии благородных вельмож, признаю вас, государь Филипп, единственным и законным наследником герцогства Аквитания, княжества Беарн и Балеарских островов и графств Испанской Марки, в силу чего приношу вам присягу, как будущему своему сюзерену.
Эрнан вернул шпагу в ножны, преклонил перед Филиппом колени и вложил в его руки свои.
– Государь! В час, назначенный Богом, я стану вассалом вашим от графства Капсир со всем принадлежащим ему, что было пожаловано вашими предками мне и моим предкам. Клянусь служить вам верой и правдой, защищать вашу честь и ваше достоинство, как свои собственные, исполнять все обязанности вассала вашего, как требует того закон...
Слушая слова присяги, в общем традиционные, лишь несколько видоизмененные с учетом неординарности ситуации, Филипп внутренне переживал бурю разноречивых чувств. Формально эта присяга не имела никакой юридической силы и по сути была пережитком прошлого. К середине XV века в Галлии оставалось только две ступени феодальной иерархии: все галльские князья были вассалами короля, а все землевладельцы в галльских княжествах непременно были вассалами своего князя, и отношения подданства определялись не взаимными договорами в форме вассальной присяги, а законом, обязательным для всех. Однако в данном случае затеянное группой заговорщиков во главе с Гастоном и Эрнаном представление имело более чем просто символическое значение. Молодые вельможи во всеуслышание заявляли о том, что вопреки традиционным правам наследования и вопреки воле своего сюзерена, признают его наследником его младшего сына, и предлагали Филиппу согласится с их требованиями. Иными словами, его принуждали публично предъявить свои претензии на родовой майорат. Это был самый настоящий бунт, акт вопиющего неповиновения законной власти.
– ...Если же я нарушу свой долг, – произносил последние слова присяги Шатофьер, – пусть покарает меня Бог и ваше правосудие, государь!
Филипп на мгновение замешкался, перефразируя формулу принятия в вассалы.
– Сударь! Мы, Филипп, граф Кантабрии и Андорры, принимаем вашу присягу, дабы вступила она в силу в час, назначенный Богом. И в час сей вы становитесь вассалом нашим от графства Капсир со всем принадлежащим ему. Как ваш будущий сюзерен, мы подтверждаем все заверения и права, данные вам и вашим предкам нашими предками.
– Аминь! – произнес Эрнан и в знак скрепления присяги поцеловал распятие, поднесенное ему капелланом замка. Филиппу же целовать распятие не полагалось, так как считалось, что от государя достаточно данного им слова.
Потом пришла очередь Гастона д’Альбре. За ним, в порядке, установленном накануне жребием, принесли присягу около полусотни молодых гасконских и каталонских вельмож. Филипп выслушивал их и отвечал почти автоматически, а сам думал о том, что кроме согласия отца (которого он никогда не дождется), существует единственный способ узаконить происходящее – резолюции Сенатов Аквитании, Беарна и Каталонии, лишающие Гийома и Робера права наследования и требующие от герцога признания младшего сына наследником всего майората. В таком случае спорный вопрос будет вынесен на рассмотрение высших инстанций: король и Сенат Галлии должны будут решить будущее Аквитании и Каталонии, а судьба Беарна окажется в руках папы и императора Римского, как номинальных суверенов, патронов княжества.
Что касается провинциальных Сенатов, то в их благоприятном решении Филипп ничуть не сомневался. А вот с королем и Сенатом Галлии было гораздо сложнее. Дядя Филиппа, Робер III, возможно, и рад был бы помочь племяннику, но уж очень шатким было его положение на престоле, и представлялось весьма сомнительным, чтобы он пошел на открытую конфронтацию с герцогом Аквитанским. Галльский же Сенат, как обычно, погрязал во внутренних склоках, раздираемый региональными противоречиями, и заведомо был неспособен принять сколько-нибудь серьезное решение.
С Беарном и Балеарами дела обстояли не лучше. Короли Италии традиционно избегали вмешиваться в отношения галльских князей, а папа Павел VII, сильно обеспокоенный растущим могуществом рыцарского ордена Сердца Иисусова, вряд ли захочет портить отношения с герцогом Аквитанским – одним из самых верных своих сторонников.
Так что вопрос о наследовании, скорее всего, надолго повиснет в воздухе. Филипп со всей отчетливостью увидел свое будущее: он будет вынужден многие годы провести на чужбине, ожидая смерти отца – человека, которого он хоть и не любил, но глубоко уважал и от всей души желал ему долгой жизни...
Наконец отзвучали слова последней вассальной присяги, и Филипп с облегчением вздохнул. Он уже порядком устал от этой изнурительной церемонии, первоначальная эйфория уступила место мрачным раздумьям о предстоящем изгнании, и только мысль о Луизе согревала его. Он страстно желал, чтобы скорее настала ночь, ему не терпелось вновь оказаться в ее объятиях и забыться...
К Филиппу подошел Гастон д’
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Гастон сказал Шатофьеру, как бы ставя точку на затянувшемся споре:
– Что ж, ладно, Эрнан. Пожалуй, ты прав. Хотя я старше, но по праву хозяина первенство принадлежит тебе. Начинай.
Разговоры на площади мигом прекратились, и в воцарившейся тишине Эрнан важно подступил к Филиппу, вынул из ножен шпагу и церемонно отсалютовал ему. Филипп знал, что сейчас будут произнесены слова, которые круто изменят всю его жизнь, слова роковые и столь желанные им.
– Я, Эрнан де Шатофьер, граф Капсирский, перед лицом Господа Бога всемогущего и в присутствии благородных вельмож, признаю вас, государь Филипп, единственным и законным наследником герцогства Аквитания, княжества Беарн и Балеарских островов и графств Испанской Марки, в силу чего приношу вам присягу, как будущему своему сюзерену.
Эрнан вернул шпагу в ножны, преклонил перед Филиппом колени и вложил в его руки свои.
– Государь! В час, назначенный Богом, я стану вассалом вашим от графства Капсир со всем принадлежащим ему, что было пожаловано вашими предками мне и моим предкам. Клянусь служить вам верой и правдой, защищать вашу честь и ваше достоинство, как свои собственные, исполнять все обязанности вассала вашего, как требует того закон...
Слушая слова присяги, в общем традиционные, лишь несколько видоизмененные с учетом неординарности ситуации, Филипп внутренне переживал бурю разноречивых чувств. Формально эта присяга не имела никакой юридической силы и по сути была пережитком прошлого. К середине XV века в Галлии оставалось только две ступени феодальной иерархии: все галльские князья были вассалами короля, а все землевладельцы в галльских княжествах непременно были вассалами своего князя, и отношения подданства определялись не взаимными договорами в форме вассальной присяги, а законом, обязательным для всех. Однако в данном случае затеянное группой заговорщиков во главе с Гастоном и Эрнаном представление имело более чем просто символическое значение. Молодые вельможи во всеуслышание заявляли о том, что вопреки традиционным правам наследования и вопреки воле своего сюзерена, признают его наследником его младшего сына, и предлагали Филиппу согласится с их требованиями. Иными словами, его принуждали публично предъявить свои претензии на родовой майорат. Это был самый настоящий бунт, акт вопиющего неповиновения законной власти.
– ...Если же я нарушу свой долг, – произносил последние слова присяги Шатофьер, – пусть покарает меня Бог и ваше правосудие, государь!
Филипп на мгновение замешкался, перефразируя формулу принятия в вассалы.
– Сударь! Мы, Филипп, граф Кантабрии и Андорры, принимаем вашу присягу, дабы вступила она в силу в час, назначенный Богом. И в час сей вы становитесь вассалом нашим от графства Капсир со всем принадлежащим ему. Как ваш будущий сюзерен, мы подтверждаем все заверения и права, данные вам и вашим предкам нашими предками.
– Аминь! – произнес Эрнан и в знак скрепления присяги поцеловал распятие, поднесенное ему капелланом замка. Филиппу же целовать распятие не полагалось, так как считалось, что от государя достаточно данного им слова.
Потом пришла очередь Гастона д’Альбре. За ним, в порядке, установленном накануне жребием, принесли присягу около полусотни молодых гасконских и каталонских вельмож. Филипп выслушивал их и отвечал почти автоматически, а сам думал о том, что кроме согласия отца (которого он никогда не дождется), существует единственный способ узаконить происходящее – резолюции Сенатов Аквитании, Беарна и Каталонии, лишающие Гийома и Робера права наследования и требующие от герцога признания младшего сына наследником всего майората. В таком случае спорный вопрос будет вынесен на рассмотрение высших инстанций: король и Сенат Галлии должны будут решить будущее Аквитании и Каталонии, а судьба Беарна окажется в руках папы и императора Римского, как номинальных суверенов, патронов княжества.
Что касается провинциальных Сенатов, то в их благоприятном решении Филипп ничуть не сомневался. А вот с королем и Сенатом Галлии было гораздо сложнее. Дядя Филиппа, Робер III, возможно, и рад был бы помочь племяннику, но уж очень шатким было его положение на престоле, и представлялось весьма сомнительным, чтобы он пошел на открытую конфронтацию с герцогом Аквитанским. Галльский же Сенат, как обычно, погрязал во внутренних склоках, раздираемый региональными противоречиями, и заведомо был неспособен принять сколько-нибудь серьезное решение.
С Беарном и Балеарами дела обстояли не лучше. Короли Италии традиционно избегали вмешиваться в отношения галльских князей, а папа Павел VII, сильно обеспокоенный растущим могуществом рыцарского ордена Сердца Иисусова, вряд ли захочет портить отношения с герцогом Аквитанским – одним из самых верных своих сторонников.
Так что вопрос о наследовании, скорее всего, надолго повиснет в воздухе. Филипп со всей отчетливостью увидел свое будущее: он будет вынужден многие годы провести на чужбине, ожидая смерти отца – человека, которого он хоть и не любил, но глубоко уважал и от всей души желал ему долгой жизни...
Наконец отзвучали слова последней вассальной присяги, и Филипп с облегчением вздохнул. Он уже порядком устал от этой изнурительной церемонии, первоначальная эйфория уступила место мрачным раздумьям о предстоящем изгнании, и только мысль о Луизе согревала его. Он страстно желал, чтобы скорее настала ночь, ему не терпелось вновь оказаться в ее объятиях и забыться...
К Филиппу подошел Гастон д’
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201