«Бери, она твоя». Когда дело дошло до суда Божьего, Господь взвесил его грехи и добрые дела. Грехи заметно перевесили чашу весов. Но в этот момент появился ангел и положил к добрым делам подаренную нищему горелую корку. Чаша весов с грехами вздрогнула и подскочила вверх – добрые дела и поступки перевесили все зло.
– Значит, Страшный суд уже был?
– Нет. Бог судит не только на Страшном суде. Он или апостолы его судят каждого человека после смерти.
Миловидка задумалась и опечалилась.
– А что мне будет, матушка? Что будет, спрашиваю, если от богов своих отрекусь?
– А ты уверена, что они – боги?
– Отцы и деды молились им, и я молилась и верила.
– Ну и что? Разве они помогли тебе, заступились, когда молила возвратить Божейку, а потом покарать за него? Неистовые они, дитя, твои боги, поганские. Единственный и едино всемогущий Бог – Христос.
То ли удивлялась ее речам Миловида, то ли не верила им – сидела и смотрела себе под ноги и молчала. Хотела сказать Евпраксии: «А ваш, матушка, Бог ведь тоже не заступился за вас», – да сдержалась, не знала толком, кем и как была обижена эта женщина, когда жила среди мирян, почему она оказалась в монастыре.
– Если бы знать, что не покарают…
– Целые народы отрекаются от поганской веры, и ничего. Слышала же, знаешь: в Колхидском царстве, в армянской земле все ныне стали христианами. Да и галлы уверовали в Христа. И ты живешь среди христиан, больше того – в обители христианской. А как же ты станешь жить, если не примешь веры нашей?
– Я еще приму… потом.
– Когда – потом? Или у тебя времени не было подумать? Ровесницы твои давно стали сестрами в обители, а ты все послушница и послушница. Такая уважительная, умная девушка, а все на хозяйском дворе пропадаешь, возле пчел да коров отсиживаешься.
И упрекала, и уговаривала Миловидку, но чаще читала по памяти истины из Святого Писания.
– «Не бойся и не стыдись меня, – говорила устами своего Бога и поднимала к небу указательный палец, – я Бог твой, я помогу тебе уверовать в себя, поддержу тебя десницей правды моей».
– Есть еще и другая правда, матушка Евпраксия.
– Какая еще другая? – вытаращила глаза монашка, боясь, что сейчас услышит такое, от чего сердце разорвется.
– А та, которой меня учили под отцовским кровом – и мама, и бабуся, и дедушка. А еще мама Божейки – в Солнцепеке. Что скажу всем, как буду жить на той земле, если вернусь?
Евпраксия, однако, не возмутилась, даже не прикрикнула на послушницу из антов. Только тяжело вздохнула и перекрестилась:
– Господи, прости нам грехи наши!
VII
Князь Волот не сразу решился собрать общинных старейшин и мужей ратных, чтобы поведать о том, что привез он из стольного города земли Дулебской. Но приближение весны придало ему решительности.
– Я созвал вас, – сказал, когда все уселись и притихли в гриднице, – не для душевной беседы. Имею, содруги мои, плохие вести от князя Добрита. Между нашими соседями на юго-западе – лангобардами и гепидами – началась вражда и разразилась сеча. Дело, как видно, идет к настоящей войне, потому что лангобарды призывают себе в помощь ассирийское племя аваров, которых анты прозывают обрами. Если обры откликнутся на зов лангобардов и пойдут помогать им, путь их проляжет через наши земли. Вот я и хочу спросить вас: что будем делать тогда?
Некоторые из старейшин переглянулись, другие не сводили задумчивого взгляда с князя.
– А что же ромеи? Ведь лангобарды сидят на земле, им подвластной?
– О чем думают ромеи, о том не ведаю. Но если они и станут против обров, то лишь тогда, когда те пройдут через наши земли.
Старейшины зашумели, переговариваясь между собой.
– Ты наш князь, – поднялся один из них. – Говори, что сам об этом думаешь. Обры, как саранча, надвигаются тучей. Нам одним с ними не справиться.
– Не одни мы будем в этой сече. Вместе с нами поднимется вся Троянова земля. Князь Добрит призывает в Волын и нас, тиверцев, и полян, и уличей. Велел быть готовыми к битве. Но обры их всех могут миновать, идя вдоль моря, а нас – нет.
– Так, может, договориться с ними, да и дело с концом: пусть идут через наши земли в ромейские.
– Как так пусть идут? – поднялся во весь свой могучий рост всем известный Вепр. – Вы хотите, чтобы они разграбили, разрушили веси и городища в низовьях Днестра, на Дунае? Хотите, чтобы сожгли пристанище, захватили лодьи в Тире, Холмогороде?
– Лодьи можно поднять вверх по Днестру и разместить в Черне, – ответили ему старейшины. – А веси и городища низовья поплатятся живностью, и только. Но стоит ли ради живности рисковать судьбой всей земли? Да и сколько там их, весей и городищ, в низовье?
– Хорошая мысль, – поддержал старейшину Волот. – Вот только захотят ли обры ограничиться низовьем? А что, если пойдут по всей земле, забирая скот, разрушая веси и села, издеваясь над людьми? Лучшего совета, чем хочу дать вам, наверное, быть не может: вторжение возможно, нужно готовиться к обороне.
Вепр на этот раз не поднялся и не выкрикнул: «Правду говоришь, княже!» Однако чувствовалось, что доволен тем, что услышал от князя.
– Но все же, – старался не упустить удобный момент князь Волот, – если будем твердо знать, что обры идут на нашу землю, вышлем своевременно послов и спросим: чего хотят? Скажут: всего лишь свободного пути через Тиверскую землю, откроем его и потребуем: должны идти лишь там, где разрешим. Не согласятся или нарушат договоренность, поднимемся против обров ратью и погоним прочь. Мы не такие слабосильные, чтобы разрешить кому бы то ни было топтать нашу землю и уничтожать наших людей.
– Правильно! Пусть знают, что у нас есть сила! – крикнул кто-то из мужей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152