«Добрый день, дорогой хозяин», – он так и замер от удивления.
– Ты?! – не спросил – простонал он. – Мне привиделось или это правда ты, Миловида?
– Я, дедусь.
Встал, засуетился, усадил напротив себя.
– Как же так, девушка? Думал, что ты давно дома уже, радуешь своим возвращением из неволи мать, отца, а ты здесь. Что случилось, Миловидка, и как случилось?
Рассказала все, не утаив главного: нет и не будет ей жизни на земле, если не отыщет и не освободит Божейку. Поэтому и пришла к ромеям, поэтому и стоит перед Боричем. Солиды и немного золота есть у нее на поиски и на выкуп, а во всем остальном полагается на помощь кочующего лудильщика, Борича, который может идти, куда хочет, и быть там, где захочет. Но Борич не спешил хвалить ее за те милые и его сердцу намерения, как не спешил и соглашаться. Сидел, смотрел на спасенную в свое время из неволи девушку тоскливыми глазами и молчал. «Как я пойду с тобой, милое дитя? – говорили его глаза. – Разве не видишь, какой я старый? Разве не знаешь, что далекий и трудный путь не для моих ног? А и то еще знай: есть у меня тайное поручение от князя – присматривать за ромеями и спешно сообщать об их злых намерениях, когда снова захотят напасть. Сейчас как раз что-то похожее намечается врагами. Разве же я могу отлучиться на все лето, а может, и больше, когда здесь собираются манипулы и объединяются в когорты, а когорты – в легионы? Это ж измена будет, Миловида, и страшная измена. Лучше было бы не соглашаться, чем сказать: „Предупрежу“, – и не предупредить».
Озабочен был ее печалью, искал способ помочь и не мог найти.
– Я помогу тебе, девушка, обязательно, – сказал наконец. – Только начнем не с путешествия по Византии. Прежде должны узнать, куда повезли тех несчастных, где и кому продали.
– Думаю, в пристанище Одес знают об этом.
– В Маркианополе тоже знают, и, может, лучше, чем в Одесе.
– Значит, и поиски начнем отсюда, а там и до Одеса дойдем, лишь бы знать точно, что на правильном пути.
Борич отложил свою работу, вышел из подклети и посадил гостью за стол, дал поесть. А пока ела, сидел и думал, к кому податься, у кого разузнать правду о пленных. Видимо, ничего утешительного не придумал, потому что велел Миловиде лечь спать, отдохнуть от многотрудного пути, всяких тревог, а сам пошел со двора.
Прошел день – Борич возвратился из претория ни с чем, прошел второй – снова ни с чем. А на третий день и совсем упал духом.
– Что-то плохое узнали, дедушка?
Смерил ее невеселым взглядом и уже тогда сказал:
– Знаю, ждешь от меня только хороших и приятных вестей. А то не берешь в счет, что приехала к людоловам. Так слушай же, дитя человеческое, что скажу тебе, не тешь себя надеждой на скорую удачу. Хождение по мукам только начинается. Не в Иерон и не в Авидос повез Хильбудий твоего Божейку и всех остальных. То ли не хотел платить мыто за продажу рабов, то ли боялся, что в этих работорговых гаванях его поймают на татьбе, – погнал набитые пленными тиверцами лодьи аж в Илирик.
– Только бы знать, где это, – оживилась Миловида. – Дедусь, родненький, Илирик так Илирик, подадимся и туда.
– Илирик велик, горлица. Раньше надо узнать точно, где их там продавали.
– А те, – девушка кивнула на преторий, – не говорят?
– Вроде не знают. Поедем с тобой все-таки в Одес и будем искать тех, кто знает о судьбе тиверцев.
На этот раз Борич не взял с собой лудильных инструментов, которые брал раньше. Собирал вокруг себя людей, выведывал у них все, что нужно разузнать.
Он знал: дорожку придется протоптать к навикуляриям, а это народ, к которому не так-то просто подойти, их если и соблазнит что, то не его мастерство.
– Говоришь, у тебя золото и ромейские солиды? – спросил Миловиду, побывав в пристанище. – Тебе они, ясное дело, еще пригодятся, но что делать, и тут без них не выведаем. Давай пока солиды, а золото прибереги.
Все ходил и ходил к пристанищу, а возвращался ни с чем, но зато навеселе, под хмельком. Удивлялась этому Миловида и тревожилась: истратит дед солиды, что оторвала от сердца и передала как надежду на спасение, мать Божейки, а пользы от тех похождений никакой. Но другого способа узнать, где Божейко, не видела: это знают мореходы, и только они. Может, не следовало полагаться на Борича, самой тоже походить и поспрашивать? Кто-то же должен был видеть, как выводили тиверцев из тайников, как грузили на лодьи. А если видели, то могли и слышать, куда направятся лодьи, могли подсказать, где сейчас те мореходы, что вывозили пленных за море. Когда Миловида ходила к Днестру да искала гостей из чужого края, тоже боялась: кого встретит, кому доверится. Но ведь не жалеет, что доверилась. Наверное, сама бы пошла искать да спрашивать, если бы в ее уголок не залетела долгожданная весточка. Борич распахнул изо всех сил двери и сказал, переступая порог:
– Готовься, Миловидка, завтра отправляешься. В Старом Эпире, на пристани Никополь, продавали тиверских пленных.
– Это далеко?
– Далеко, дитя, но я договорился: тебя довезут до самого Никополя.
Девушка задумалась.
– А почему только меня? Вы разве не едете?
Старик смутился и беспомощно развел руками.
– Не могу я, горлица моя, ехать. Здесь, в Маркианополе, есть дело, которое не пускает меня с тобой.
Погрустнела враз и села пригорюнившись.
– Ты не грусти и не гневайся, – то ли успокаивал, то ли оправдывался Борич. – Не потому не еду, что не хочу, – не могу я, поверь. Ромеи снова готовятся к походу, должен узнать, куда собираются идти, и, если снова на Тиверь, дам знать тиверцам.
Глянула на старика и недоверчиво, и удивленно и снова потупила взор.
– Я боюсь, дедушка. Вся надежда была на вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152