Ох и красивая у Ярослава из Выпала дивчина, да и радоваться, видимо, есть чему. Всего насмотрелась: крынки всякие и горшочки, миски глиняные и тарелочки, предивно разрисованные. Были в гончарном ряду поставцы, братнины и многое другое.
– Матушка, купим? – Миловидка в который раз уже взяла мать за руку, ласково заглянула ей в глаза. – Такая красивая посуда и так украсит нашу новую избу!
– Да разве я против? В новом хозяйстве и то, и другое, и третье понадобится. Да хватит ли на все зерна? Уж лучше позже, потом, как купим коровку.
Сидят мать с дочкой на покрытом веретой возу и ждут, и надеются, горюя. А солнце все выше и выше поднималось, не просто грело – припекало уже, и торгующий люд снимал с себя теплую одежду. Торг шел себе, и шум его то отступал от озабоченных женщин, то снова накатывался на них, становясь наконец привычным, чем-то похожим на шум бора в непогоду.
Но вот в гул торга вплелись новые звуки. Это засвистели в отдалении, подходя все ближе, собирая любопытный народ, неутомимые на смешные выходки скоморохи. Слышались выкрики одобрения, хохот зевак, а над всем этим, заглушая шум торжища, раздавалось пение сопилок, перезвон гуслей, заливались на все лады рожки и бубны.
– Люди, тиверцы! – прорвался наконец сквозь шум голос глашатая. – Нынче в городе Черне у князя Волота великий праздник – стрижка волос отроку… Князь с княгиней хотят разделить эту семейную радость с народом и просят всех к столу на хлеб-соль. В граде великий праздник. Князь с княгиней просят на хлеб-соль!
– А что это такое, матушка, стрижка волос? – с интересом спросила Миловидка.
– А то, дочка, что княжему сыну исполнилось нынче двенадцать лет. С этого дня он уже не ребенок, а отрок, пойдет в науку к дядьке-учителю. Это первый шаг по тропе, которая приведет его к княжескому престолу.
– Да-а… Так это и правда не простой праздник…
Тем временем музыканты приблизились к их телеге и остановились. Окруженные любопытными, гудели и гудели, подбадривая скоморохов. А им – лишь бы музыка: быстро выбивали дробь по-молодецки неутомимыми ногами, смешно вихляли всем телом, подмаргивали, корча затейливые рожи. Народ только за бока хватался. А скоморохи встали уже на руки, шли по земле колесом. Шум, хохот в толпе. Миловидка поднялась на цыпочки, взобралась на мешки, старалась заглянуть через чужие головы.
– Поглядите, девоньки, – слышалось из толпы, – и наша Миловидка здесь. Эй, Миловидка, ты слышишь?..
Девушка оглянулась на оклик, но сначала увидела парней, а затем и девушек из Выпала.
– Ой! – притворно удивилась мать Миловиды. – Откуда Бог послал?
– А все оттуда, тетушка Купава, из Выпала, – вежливо поклонились молодцы, поснимав шапки. – Добрый день вам!
– Добрый день, добрый день. И куда путь держите?
– А так, на людей поглядеть, представлением потешиться.
– А родители позволили?
– А почему бы и нет?
– Вам – путь… А девкам? Слышите, Добромира, и ты, Мирослава? Вам тоже, спрашиваю, разрешили?
– А как же? Ей-богу, тетенька. Мы же не одни, а с хлопцами с нашей улицы. Миловидку пустите с нами. Слышали, у князя праздник пострижения княжича будет?
– Нет уж! Вам дозволено, вы и идите себе. Миловидка не пойдет.
– Матуся! – чуть не плакала Миловидка. – Сжальтесь, пожалейте, зозуленька моя. Это ж так интересно, это ж раз в жизни.
– И не проси, и не умоляй! – стояла на своем мать. – Вот-вот отец вернется, что я ему скажу? Это же не в гончарном ряду. Это ж Черн!
– Так мы тогда подождем отца Миловиды! – решили молодцы. – Дождемся и уговорим, чтобы разрешил. Миловидка не одна же, а с нами. Или на нас нельзя положиться, тетушка Купава?.. Ведь не куда-нибудь – на праздник идем. Князь Волот не разрешит, чтобы у него на празднике обижали кого-нибудь.
Мать Купава гневалась. Ну что она может сделать, когда все на нее насели: и соседские девчата, и парни, и собственное дитя? Единственное, о чем попросила: подождать мужа Ярослава. Как он скажет, так и будет. А как же?.. Он глава семьи, его слово – закон.
II
От княжеского терема до соборной площади чуть не треть поприща, а величальников и просто любопытных на пострижинах хватало. По обе стороны вышитой дорожки стояли толпы народа. Однако больше всего людей и охранников порядка на самой площади, ближе к месту торжества.
То ли точно знали, то ли предчувствовали, что вот-вот начнется праздник – притихли все, и гости, и горожане, смотрели в ту сторону, откуда должен выйти отрок. Двери в терем были открыты настежь, величальницы уже у порога, а это точная примета: сейчас появится княжич… И предчувствие не обмануло тиверцев. Первыми вышли к людям князь Волот и княгиня Малка, за ними шел княжич Богданко в паре со своей нареченной Зориной Вепровой, за княжичем и Вепровой шествовали, взявшись за руки, сестры Богданковы, княжны Злата и Миланка. Все такие красивые и такие праздничные, что не привыкшему к роскоши поселянину ничего не оставалось, как сказать про себя «ой!» и затаить дыхание… Князь и княжич были одеты в светло-синие, богато расшитые на полах и по подолу капоти, обуты в червленые чедыги, в белые, из заморской ткани туники, поверх туник – яркие, цвета распустившейся розы, корзна. На княжнах Злате и Миланке такие же роскошные, но другого цвета наряды. Голову каждой женщины покрывала парчовая шапочка с меховой оторочкой. Князь с княжичем шли под солнцем простоволосые. И неудивительно: князь-отец должен совершить посвящение, сын-княжич – стать перед присутствующими людьми таким, каким его знали все двенадцать лет – с непокорными кудрями, которых до сегодняшнего дня никто не касался. Бог Сварог! Они такие шелковисто-мягкие, буйные и золотистые в этот погожий день, что жаль к ним и притрагиваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152