– Пока из острога вывезем, – добавил другой, – а там и до кибитки кагана недалеко. Ждет он тебя, княжна!
– Не дождется он! – с решимостью отчаяния воскликнула она и вскочила на подоконник.
Дальше была непроглядная тьма… Самый темный предрассветный час. Ни малейшего лучика, ни просвета – вестника нового дня, новой надежды на спасение… А перед ней враги, не люди, а звери, которые грозят схватить ее, связать и унести в хозарский стан на посмеяние, на поругание, на гибель…
Она стояла, глядя на хозар, глаза ее сверкали гневом и угрозой. Но те не верили в возможность отчаянного шага и все ближе подвигались к ней.
Уже, казалось, стоит сделать один только шаг – и они схватят княжну. Она вздрогнула, вдруг почувствовала за спиной холодное дыхание ночи, темной зловещей пропасти. Но цепкие, протянутые к ней руки были еще страшнее, еще более зловещи… Нет, нет, лучше смерть, чем полон! Она не станет полонянкой! Ни за что на свете не покинет родимый край! Она…
Высокий хозарин сделал движение вперед. И в тот же миг княжна оторвалась от окна и полетела вниз, широко раскинув руки, будто ловя ими какую-то опору. Ее встретили и тут же расступились раскидистые ветви старого дуба, покрытые росою листья. Она прошла сквозь них навстречу холодной бездне, каменным плитам под ее окном…
Хозары застыли, пораженные увиденным и еще более – страхом. Что ждет их теперь? Гнев всесильного кагана?..
XXXIII. КОЛИ СОКОЛ ВЫСОКО ЛЕТАЕТ, НЕ ДАЕТ ГНЕЗДО СВОЕ В ОБИДУ
Князь сел на коня и долго смотрел в темную прогалину меж деревьями, на свет-зарю, что только проглянула в мутном предутреннем небе. Казалась она ему печальной и кровавой сегодня. «Видно, не к добру», – подумал Черный. Много крови прольется на поле брани, под стенами Чернигова. Не ведомо, чьей больше: тех, что спят в хозарском лагере, усыпленные багряно-красной богиней, или тех, что смотрят сейчас на зловещее ее знамение.
Однако не пристало князю пугаться знамения. Да и недосуг. Заря – условный знак для всех отрядов, рассыпавшихся вдоль опушки леса, всех воинов земли Северянской и здесь, и в ополчении, которое должно подоспеть из городищ и градов окрестных. По этому знаку все заняли свои места, ждут его приказов. И отдавать их нужно тотчас, не медля. Князь тронул повод и направил коня на ратное поле, пристально вглядываясь в лица воинов.
Внезапность нападения казалась очевидной. Кони шли тихо: не то что ржания
– даже легкого пофыркивания не слыхать. А дружинники – воины опытные. Как барсы, легко и бесшумно следуют за своим князем, молчаливые, настороженные, готовые по первому знаку ринуться в бой, посечь врагов своих мечами.
Наступали с двух сторон: с западной и северной. Восточную оставили для ополчения, которое должно добивать отступающих, а в случае нужды идти на помощь дружинникам. Как предводитель войска, князь готовился первым пригвоздить мечом к земле спящего хозарина. Однако же все вышло по-иному: оказалось, не спят хозары! Ждут северян! Хоть не в строю, не подготовлены, как должно к бою, но не спят! Что это? Провидение ли подняло лагерь резкими звуками горнов перед самым нападением северян? А может быть, измена? Кто то успел предупредить врагов?
Как быть теперь? Внезапность, на которую рассчитывал князь, утрачена, силы стали далеко не равными… Отходить? Но это бегство и позор… И не успеть уже. Хозары нагонят и раздавят его, как мокрицу, как червяка…
Дружина остановилась, ждет решения князя. Воины сбиты с толку и озадачены. Ведь все надеялись на тайну, на неожиданность удара по врагу… Но вдруг над полем взлетел чей-то радостный возглас:
– Они удирают! Глядите! Бегут во всю прыть! С севера идут на них наши ополченцы!
Это кричал Топчак, известный среди дружинников как зоркий и храбрый лазутчик. И все поверили. Видел он или не видел, как дрогнули и побежали хозары, как двинулась на них черниговская рать ополчения, но клич его взбодрил дружину, поднял уверенность в победе. Северяне пришпорили коней и с гиком понеслись на вражеский лагерь.
Не выдержали хозары стремительного натиска, пришли в смятение. Однако ненадолго, и то лишь передние ряды. Там, дальше, где стоял каган, а с ним построенные воины, растерянности не видно было.
Князь понимал: исход сражения может решить теперь только мужество и храбрость воинов, их стойкость и ненависть к врагу. Но никому теперь не мог сказать об этом Черный. Уже началась жестокая сеча. Кони северян топтали бежавших хозар, а воины разили копьями. Подняв тяжелый меч, князь ринулся с дружинниками в гущу битвы…
* * *
Давно растаяла в туманах ночь. Над лесом высоко поднялось солнце. А под Черниговом, на ратном поле, сшибались, рубились в смертельной битве воины, шла кровавая сеча. Хозары черным валом обрушивались на передние ряды, засыпали северян стрелами, и, хотя костьми ложились под копытами коней, полчищам их, казалось, нет конца. Прижатые с рассвета к Стрижню, пни теперь как будто раздались в стороны, выталкивая вперед все новые и новые отряды воинов. Тогда князь послал к сновскому посаднику гонца и приказал оставить засаду на Нежатиной ниве и ударить собранным под его началом ополчением в тыл хозарам. Силы эти были не так уж велики, однако они вынудили хозар развернуться и ослабить натиск на возглавляемое князем войско. Это еще более подбодрило северян, подняло достойный предков боевой дух.
Гудит земля под копытами, звенят мечи о шлемы и щиты каленые, а поднятая битвой пыль облаками носится над полем, застилая и небо, и солнце, и весь белый свет. В страшной свалке только крики победителей, вопли раненых, стон умирающих, жалобное ржание покалеченных лошадей доносятся к воинам, замершим на стенах черниговских, и говорят о том, что пир кровавый еще длится, что северянские воины угощают сватов незваных мечом и кровью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73