Поль Берна
Лошадь без головы


Глава 1
ЧУДЕСНЫЙ ЧЕТВЕРГ
Вся компания собралась, как обычно, под предводительством Габи на верхнем конце холмистой улицы Маленьких Бедняков, перед домом, где жил Фернан Дуэн. Десять ребят садились по очереди на лошадь без головы и мчались вниз. А внизу проходила дорога Черной Коровы. Тут всадник соскакивал наземь и, ведя лошадь за собой, быстро возвращался к товарищам. Те ждали его с нетерпением.
Однажды маленькая собачница Марион, спускаясь этак на лошади, сшибла какого-то старика. С тех пор было решено ставить внизу малыша Бонбона: он задерживал прохожих и предупреждал товарищей, когда приближался транспорт. Лошадь катилась на своих трех железных колесах со страшным шумом. Это бывало чудесно! Чем ближе к дороге Черной Коровы, тем опаснее. Но именно это и придавало всему катанию особую прелесть. Внизу, у самого спуска, лошадь неожиданно взлетала на небольшой бугорок и с разбегу падала прямо на откос участка Пеке, позади которого начинались голые, серые поля.
Две секунды всаднику казалось, что он летит по воздуху. Если вовремя не затормозить пятками, то сразу кубарем – и хлоп со всего размаха о мостовую. У ребят это называлось «спланировать». Каждый раз, когда лошадь падала, ее пустые бока ударялись о камни и издавали глухой звук. Туго ей приходилось, этой бедной лошадке!
Вот уже год, как она принадлежала Фернану. Один старьевщик из квартала Бакюс уступил ее отцу Фернана за три пачки табака.
Утром, в день Рождества, Фернан проснулся и увидел рядом со своими башмаками лошадь. Целых пять минут он не мог произнести ни слова: парень онемел от восторга. Хотя восторгаться, собственно говоря, было нечем: у лошади уже и тогда не было головы.
Морда, которую смастерил из картона отец Фернана, не продержалась и двух дней. Марион сломала ее в первое же свое катание: она со всего разгона налетела на тележку старика Мазюрье, торговца углем с улицы Сесиль.
Лошадь свалилась в канаву. У нее здорово пострадали передние ноги. А задние были совсем переломаны. О хвосте и говорить нечего – хвоста никогда не было. Было только туловище – серое в яблоках, с маленьким коричневым седлом, нарисованным на спине. Но краска облезла. Разумеется, у этого старого трехколесного рысака не было также ни педалей, ни цепи. Но ведь так не бывает, чтобы имелось все. В таком виде старьевщик ее и продал.
И все же эта лошадка неслась на своих трех колесах вниз по улице Маленьких Бедняков, прямо-таки как зебра какая-нибудь.
Завистники с улицы Ферран уверяли, что этот обрубок можно с таким же успехом называть не только лошадью, но и ослом и даже поросенком. И лучше всего поросенком. Завистники говорили, что ковбоям с улицы Маленьких Бедняков нечего задаваться своей безголовой свиньей, что рано или поздно они сломают собственные головы и что так им и следует.
Надо сознаться, что первое время дрессировка безголовой лошади давалась довольно-таки трудно. Фернан сильно разбил колено о забор пакгауза Сезара Аравана, а Марион оставила два зуба в туннеле Понсо. Было очень больно. Но колено зажило через три дня, а новые зубы выросли через две недели.
Лошадь продолжала мчаться и мчалась отлично, как и надо было ожидать от лошадки, живущей в железнодорожном поселке, где все здоровые мужчины только тем и заняты, что заставляют мчаться поезда.
И наконец, именно благодаря лошади Фернану удалось добиться того, чтобы в компанию была принята Марион. А компания, где вожаком был Габи, считалась самой недоступной из всех тайных организаций на Лювиньи-Сортировочной.
После долгих и трудных переговоров было решено пользоваться лошадью один раз в день; и каждый будет иметь право прокатиться не больше двух раз, чтобы не переутомлять ее. Считали, что даже при такой небольшой нагрузке лошадка долго не протянет – самое большее до Пасхи. Однако, несмотря на страшнейшие испытания, лошадь держалась и продолжала во весь опор носиться по улице Маленьких Бедняков. Габи, проделывавший весь спуск без торможения, довел свой рекорд до тридцати пяти секунд.
Занятие этим редким и рискованным спортом сильно укрепило дружбу, которая и раньше объединяла всю компанию. Габи сознательно ограничил число членов и не принимал никого старше двенадцати лет. Он утверждал, что, «достигнув двенадцати лет, человек становится круглым дураком, и еще хорошо, если не на всю жизнь». Скверно было то, что предельный возраст подкрадывался и к самому Габи, и парень втайне мечтал продлить его до четырнадцати лет, чтобы получить маленькую отсрочку.
Под насмешливыми взглядами товарищей начал спускаться с горы Татав, старший брат малыша Бонбона.
– Он тяжелый – ему нельзя позволить спускаться больше одного раза, – заметила Марион. – Когда-нибудь этот толстяк совсем раздавит лошадку и погнет колеса.
Внизу, метрах в пятидесяти, стоял Бонбон и смотрел, что делается на улице Сесиль. Вот он помахал обеими руками, – значит, путь свободен. Татав промчался метеором, держась за ржавый руль.
– Он большой и тяжелый, и никогда он не проедет лучше, чем Габи, – сказал испанец Жуан, пожимая плечами. – К тому же у Татава поджилки трясутся: он начинает тормозить за двадцать метров от Черной Коровы… Когда-нибудь надо будет привязать ему ноги к рулю и так спустить вниз…
Улица Маленьких Бедняков описывала в своем нижнем конце длинную петлю. Ребята ждали. Ждать пришлось недолго. Они услышали громкий звон разбитого стекла, пронзительные крики, град ругательств и отчетливые, сухие звуки шлепков.
– Так и есть! Татав на кого-то налетел! – проворчал Габи, стиснув зубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37