– Хочешь, я немного побуду с тобой? – предложила Марион. – Мама, правда, ждет меня, но пять минут…
– Не стоит, – ответил Фернан, поглядывая в сторону вокзала. – Папа должен скоро прийти.
– А если тот вернется?
– Ну, что ты! Он трус…
– Хотела бы я знать, что ему от нас нужно было?… – встревоженно пробормотала Марион.
– Бывают такие люди. Они способны взбеситься из-за любого пустяка, – сказал Фернан. – Должно быть, Рубло разозлился на нас из-за Бонбона… Иди, Марион! Не задерживайся.
Марион поцеловала своего приятеля в щеку и отправилась домой. Фифи семенила впереди. Дойдя до улицы Сесиль, Марион обернулась и в последний раз помахала Фернану рукой. Только теперь Фернан считал веселый четверг оконченным.
Вернувшись с работы, его отец увидел, что мальчик сидит, прижавшись к садовой решетке, и держит в руках свою безголовую лошадь.
– Мама стряпает у кого-то в Новом квартале, – сообщил Фернан отцу. – Она вернется только в восемь часов…
– Надо было подождать меня у соседей, а не мерзнуть под дверью, – проворчал отец. – Входи…
Фернан вошел в дом, таща за собой лошадь.
– Ну, что вы делали хорошенького сегодня? – спросил отец.
– Лошадь поломали, – пробормотал мальчик, опустив голову. – Переднее колесо совсем отвалилось…
– Опять! – беззлобно вздохнул мсье Дуэн.
– И, кажется, на этот раз всерьез.
Дуэн зажег в кухне свет и положил свою сумку на стол.
Это был кроткий, добрый человек с немного грустным взглядом и длинными седеющими усами, закрывающими всю нижнюю половину лица.
– Ну что ж, посмотрим! – сказал он, опускаясь на стул.
Мальчик подтолкнул лошадь, и она задом вошла в кухню. Колеса никогда не смазывались и потому отчаянно скрипели. Дуэн стал осматривать повреждения.
– Фу, черт, вилка сломана! – воскликнул он.
Фернан горестно развел руками. Отец снова вздохнул, зажал руль между колен, внимательно осмотрел сломанную вилку и умелой, опытной рукой рабочего ощупал концы.
– Ничего не поделаешь, – заявил он. – Простая спайка долго не продержится, вы только разобьете себе мордашки!
Фернан тихо заплакал. Слезы текли по его щекам и падали на блестящий плиточный пол. Отец искоса взглянул на сына и тихонько положил руль на край стола.
– Не плачь, сынок, – сказал он хриплым голосом. – Завтра утром по дороге на работу я зайду в мастерскую службы тяги. Мой приятель Росси в свободную минутку сделает нам новую вилку. Ему это ничего не стоит… Досадно только, что старую невозможно вытащить. Придется ее распиливать на месте, и все товарищи поднимут меня на смех, когда я появлюсь с этой клячей под мышкой…
– Можно бы отвинтить оба колеса, – посоветовал Фернан, улыбаясь сквозь слезы. – Все-таки легче будет нести. У нее уже и так головы нет, а когда и колес не будет, то чего же тут смеяться…
Худенькая белокурая мадам Дуэн вернулась в половине девятого очень уставшая, но, как всегда, довольная. Она рассмеялась, увидев мужа и сына сидящими на полу и занятыми лошадью.
– Я уже все знаю, – сказала она. – Мама Зидора рассказала мне по дороге. Говорят, у Татава искры из глаз посыпались! Вот увидите, вы себе когда-нибудь головы расшибете…
– Оставь их! – ответил отец. – Надо же детишкам побаловаться! Если не теперь, то когда? В двенадцать лет поздно будет.
Он отцепил оба колеса и выставил лошадь в переднюю. Потом он стал что-то насвистывать и тщательно мыть руки под краном. Жена обернулась.
– А сам-то ты много баловался тридцать лет назад, когда жил в бараке? – со смехом спросила она.
– Я-то нет… – ответил Дуэн. – Но что из того?

Глава 2
ПРОЩАЙ, ЛОШАДКА!
Марион жила с матерью в самом конце улицы Маленьких Бедняков, в ветхом домике, один фасад которого смотрел на дорогу Черной Коровы.
Никто в точности не знал, откуда взялось странное название этой дороги. Марион, например, считала, что на черную корову похож только старый, отслуживший и заброшенный паровоз, который уже лет тридцать ржавел на запасных путях Сортировочной. Все рельсы были здесь давно убраны. Над унылыми железнодорожными путями возвышался один только этот старый паровоз. Под ним еще лежали два куска рельсов, но и те почти целиком ушли в глину. Летом, на солнце, он был красновато-коричневым и казался странным на этом лугу, как гиппопотам среди ромашек. Зато под дождем он действительно становился черным и на фоне свинцового неба имел довольно-таки мрачный и даже угрожающий вид.
Осенью и зимой, когда бушевали бури, его разбитый старый котел издавал жалобный вой, и ему подвывали двенадцать собак маленькой Марион.
На следующий день после школы Габи повел самых сильных из своей компании на пустырь, лежавший вблизи пакгаузов фирмы Сезара Аравана. Среди старых, почти развалившихся деревянных вагонов там валялись кучи ржавого железа, обгорелые шпалы, искривленные рельсы, – словом, это было свалочное место. Марион хорошо знала здесь каждый уголок. Она повела своих друзей прямо к последнему вагону. Там лежало множество пустых бутылок.
Ребята выстроились цепочкой и быстро сложили пятьдесят штук в детскую коляску, которую для этой цели привезла Берта. Потом Габи вместе с Фернаном и Зидором пошли в Бакюс. Коляску толкали все трое по очереди.
Папаша Зигон обомлел, когда ребята ввалились в его жалкую лачугу с таким грузом. Он уже все забыл. Главное, у него, видимо, имелись не только пустые бутылки, и он успел изрядно хлебнуть из них.
По дороге домой мальчики сделали крюк и пошли через вокзал – просто веселья ради.
– И ведь неважная была лошаденка, – задумчиво сказал Габи. – Картон и три колеса. А вот нет ее, и со вчерашнего дня стало пусто… Как ты думаешь, твой отец выполнит свое обещание?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37