Где Миша живет, помнишь?
– Ком-мм-паннейский по-ссе-лок… – заикаясь, ответил Леша.
– Ну вот, молодец. Вам, тетя Варя, я очень верю, – и Ваня, наклонившись, неловко ткнулся носом в ее щеку и выскочил вслед за сонным железнодорожником в утренний холод.
К полустанку подъезжал, грохоча колесами и дымя трубой, паровоз, который звался «Максим Горький». За ним тянулся обычный состав из теплушек, набитый людьми. Ваня бросился вдоль состава, остановился на миг у вагона, где сидели красноармейцы, попросил:
– Дяденьки, возьмите меня с собой! Мне в Сталинград надо! Вы не туда?
– Нет, – ответил за всех степенный пожилой красноармеец, сидевший с краю, свесив ноги. – Мы не туда, но до Уфы довезем. Хочешь?
Ваня радостно закивал.
– Ну тогда сигай сюда, парень.
Ваня ухватился за протянутые руки, вскочил в теплушку, оглянулся на перрон, где стояли только женщина с малышом на руках и крепко схвативший ее за руку мальчик в рваном пальтишке. Ваня спрятался за спины красноармейцев, чтобы выдержать и не соскочить обратно к брату. Тяжесть была на сердце Вани: бросил брата на чужие руки, вроде как предал. Поезд, не постояв на станции и пяти минут, тронулся. Вагон, в котором был Ваня, медленно поплыл мимо замурзанного кривобокого вокзальчика.
– До свидания, Леша!!! – крикнул Ваня, на миг высунув голову в открытые двери теплушки. – Я найду тебя!…
– Товарищ командир! – Иван вздрогнул от легкого прикосновения к плечу. – Бойцы устроились, дозор выставлен. Начата набивка лент. Надо, наверное, больше лент набить, пока спокойно. Как вы думаете? – деликатно спросил старшина.
Иван тряхнул головой, отгоняя воспоминания, глянул в последний раз на яркую звездочку, висевшую над лесом, повернулся к Старуну:
– Да-да, товарищ старшина, я согласен с вами.
Всю ночь небольшой гарнизон не смыкал глаз. Один человек дежурил у амбразуры, другой стоял на наружном посту, третий спал, а двое набивали без передышки пулеметные ленты. Через час менялись, и таким образом к утру все смогли немного вздремнуть. Вместе с бойцами работал и Жидков. Солдаты были старослужащими, осенью всем предстояла демобилизация. Правда, старшина Старун решил остаться сверхсрочно в армии, даже вызвал семью в часть. Но жена с дочкой не приехали в срок.
– И хорошо, что не приихалы, вин кака заваруха, – подытожил свой рассказ Старун. – Конечно, мы немцев раздолбаем, да скоро ли? Вот вопрос!
– Без паники, товарищ Старун! – постарался как можно строже сказать Иван. – Разобьем!
– Не кажи гоп, – буркнул Старун.
Жидков не одернул его, потому что и его самого одолевали сомнения
А Старун продолжал:
– С границы раненые бойцы шли, сказывали, что у них – танки да автоматы, а мы – с ними, родимыми, образца девятьсот пятого года, – и он кивнул на пирамиду трехлинейных винтовок. – Тут хоть какой храбрый да умелый будь, а с винтовкой против танка не устоять.
И опять Иван промолчал, подумав, как там держится соседний полк?
А полк, расквартированный в Граево, стоял крепко. Об этом сообщили десять бойцов, пришедшие утром. Они принесли запас продуктов, и пока усталые бойцы ели, рассказали, что полк не только устоял, но и шуганул немцев за границу.
– Вот, видите, Старун, за границу их отогнали! – обрадовался Иван.
Старун промолчал, старательно вычищая куском хлеба консервную банку. Не хотел он спорить с желторотым лейтенантом, только что вылупившимся из училища. А Старун пять лет в пограничном районе служил, обстановку на границе знал не хуже пограничников. В том, что Красная Армия разобьет немцев, он не сомневался, но ох, как долго, видно, придется ждать этого часа, и Старун покосился вновь на винтовочные пирамиды, пожалев, что старлей Комлев унес с собой автоматы, снятые с убитых немецких велосипедистов, выполняя приказ сдавать трофейное оружие.
А потом начался ад.
Время проходило как во сне. Дни были заполнены треском пулеметов, заунывным воем пикирующих бомбардировщиков. Но ДОТ был тщательно замаскирован или просто повезло – ни одна бомба не упала на их убежище. Однако грохот был страшный, и бойцы, как велел Жидков, стояли у амбразур, широко раскрыв рты, чтобы не оглохнуть. Старун, не стерпев, яростно зарычал:
– Мать твою… Где же наши соколы хваленые?!!
Не знал Старун, что в первые часы войны во время налетов на аэродромы было разбито более тысячи самолетов, и что многие соколы-летчики погибли, так и не взлетев. Да. Многого тогда они не знали. Известно было лишь одно – биться до последнего, защищая родную землю.
К исходу шестого дня немцы притихли, не рвались в лобовую атаку под огонь пулеметов. Оставив у амбразур часовых, Иван приказал бойцам отдыхать. Все они были похудевшие, почерневшие, заросшие, губы плотно сжаты, в глазах горел яростный огонек. Старун среди них выглядел щеголем – как-то умудрялся побриться, почиститься. Глядя на него, Иван тоже старался быть подтянутым.
Бойцы попадали спать вповалку. Иван встал у амбразуры, чутко вслушиваясь в ночь, вглядываясь в темноту, пытаясь понять, почему над лесом нависла тишина.
– Тихо-то как… – прошептал за спиной Старун. – Молчат немцы. К чему бы это, а?
Иван пожал плечами – он и сам не знал этого.
– Может, разведать, что к чему, товарищ командир?
– Хорошо, Старун, действуйте.
Старшина тихонько позвал:
– Ильин, Васюков, за мной!
Послышался шорох – это бойцы поднимались с пола. Потом потянуло сквозняком – открыли двери бункера.
Разведчики вскоре вернулись. С ними пришел незнакомый Ивану командир. В бледном свете, лившемся из амбразуры, он увидел, что прибывший в звании старшего политрука.
– Лейтенант, – сказал он, – вот приказ об отступлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17