– Спасибо, – сквозь зубы процедил Николай, – я вас никогда не забуду.
Николай растерялся. Выйдя в приемную, он отвернулся от Риточки, чтобы она не видела его лица. Когда волнение несколько улеглось, Николай вернулся в отдел и сказал развязно:
– Лесной, можешь торжествовать. Меня таки выжили из редакции. Я ухожу. Теперь ты получишь долгожданное повышение.
– Всю жизнь стремился, – равнодушно отозвался Валентин.
– Попрощаемся? Пожелаем друг другу удачи на жизненном пути?
– Счастливо.
– Ты сейчас готов мне и цветы подарить?
– Нет. И не надо говорить пошлости.
– Скажите, какая суровость. Интересно, что у вас дальше будет. Одним бы глазком взглянуть, когда у вас пройдут души прекрасные порывы…
– Не надо, Рогов, – остановил Валентин. – Не надо хихикать. Желаю всего доброго.
Николай ушел из редакции, ни с кем не попрощавшись. На душе было препротивно. Тщетно старался он ободрить себя и своим независимым поведением, и легким успехом у хорошенькой Риточки с точеной фигуркой, и решением областного суда.
Дома он долго сидел в темноте, не зажигая света, думал… Со временем все забудется. Станет милым воспоминанием. Нелегко нам пришлось, но мы выстояли… Николай понюхал корочку, потряс головой. Хорошо. Отлично. Еще стопочку, и довольно. Отлично. Нечего прибедняться. В такую квартиру согласится зайти не одна Риточка. Мы еще поживем. Выпьем, Коля! Только не хандрить, верить в себя.
Услышав стук в дверь, он на всякий случай спрятал бутылку и пошел открывать.
Приход Риточки окончательно исправил настроение. Вначале Николай принял озабоченный вид, в глубоком молчании выкурил папиросу и небрежно спросил:
– Утешать пришла?
– Да, – простодушно призналась Риточка, и на ее крашеном личике появилось выражение неподдельной грусти.
Николай растрогался, похлопал ее по колену и весело сказал:
– Не горюй! Таких, как я, не легко сбить с ног. Ты думаешь, много хороших журналистов сидит без дела? Место, конечно, искать, выбирать надо, но…
– Я нашла тебе место! – радостно воскликнула Риточка.
– Ты?! – Николай и удивился, и возмутился. – Кто тебя просил? Я не позволял тебе вмешиваться в мои дела. Сам устроюсь. Займись-ка лучше чаем.
Риточка не пошевелилась. Николаю стало жаль ее. Он потрепал ее по спине и сказал:
– Ну, не сердись. Спасибо, как говорится, за внимание, но, право, я в нем не нуждаюсь. Не бойся, без места не останусь.
– Знаю, – еле слышно произнесла Риточка.
– То-то, – покровительственно, удовлетворенно бросил Николай, обняв ее. – Нравлюсь я тебе? А?
Она обрадованно закивала, а глаза говорили: «Люблю. Надоело куклой быть, болтаться со всякими пижонами и командированными стариками. Полюбить хочется. Чтоб любили не за грудь и ноги, а так просто…» Она покраснела, быстро встала, отошла к стене… Если бы она умела говорить! Не такая уж она погибшая. Она не виновата, что никто ее за человека принять не хочет. Сразу руками тянутся…
А Николай смотрел на нее с удовольствием и думал: «Она в меня, по всей вероятности, по уши… дурочка». Давно он не испытывал такого опьяняющего довольства самим собой, превосходства, уверенности. В конце концов он хороший журналист, чего ему бояться – будет место.
– Где же ты мне должность подыскала? – спросил он.
– Очень хорошее место, – взволнованно ответила Риточка. – В железнодорожной многотиражке, там у меня знакомая…
Николай расхохотался, повалившись на диван, встал и возмущенно проговорил:
– Ты просто ничего не смыслишь. Мне – в многотиражку?! Извини, но надо хоть немного соображать. Нельзя мне размениваться на мелочи. Настоящий журналист в многотиражке сидеть не будет. Задохнется. Думай, детка.
– Я думаю, – неуверенно пробормотала она, – но я же не для себя… Оклад большой, тысяча с чем-то, бесплатный проезд хоть до Сочи, квартира.
– Квартира у меня есть, на проезд я заработаю.
– Прости меня, я не виновата, что не всегда понимаю.
«Ольгу бы сюда! – пронеслось в голове. – Посмотрела бы!»
Вечер провели неплохо, но вдруг Риточка засобиралась домой.
– Ты что? – возмутился и обиделся Николай. – Мамы испугалась?
– Мамы у меня нет, – кусая губы, ответила Риточка. – Я всю жизнь одна живу… – на ее глазах показались слезы. – Проводи меня. Пусть будет, как у людей. По-хорошему, по-человечески…
– Все у нас по-хорошему, – Николай стал ласкать Риточку, сообразив, что она, действительно, чего доброго, в самом деле уйдет. – На улице холодно, а нам с тобой тепло…
Риточка осталась, но за вечер ни разу не улыбнулась, по привычке отвечая на ласки.
Ночью Николай проснулся, разбуженный мыслью, которой никак не мог уловить. Он закрыл глаза, пробовал уснуть, смотрел на темный профиль Риточки и мучительно думал, зачем он связался с ней… зачем? Что у него с ней общего? Николай опустил ноги на пол. Паркет был холодный, и у Николая вскоре замерзли даже уши. Он взял подушку, халат, впотьмах прошел в соседнюю комнату и лег на диван. «Ничтожество», – подумал он о себе и о Риточке.
Хотелось курить, но было противно идти в соседнюю комнату, он нащупал на столе пепельницу, взял окурок и зажег спичку. Она вспыхнула необычно ярко, Николай взглянул на распахнутую дверь и ему показалось, что в кровати лежит Ольга. Он жадно затянулся лымом. Завтра же он все объяснит Риточке, попросит прощения и больше близко к ней не подойдет. Надо извиниться перед Полуяровым, взять обратно заявление. Пусть все это тяжело, стыдно, но иначе нельзя. Он умный, он способный, хочет и умеет работать. Просто ему не везет, слишком много кругом завистников, злых, несправедливых, нечестных людей. Они мешают ему нормально жить, мешают проявить себя, отвлекают силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74