— Свидетель не должен находиться в зале суда при допросе других свидетелей! Если этот человек был здесь — он не свидетель.
— Прежде всего, — сухо ответил председатель, — определение здесь выносит суд, а не подсудимые. А кроме того, я должен вам заметить, что перед вами вовсе не «человек», а…
— Ну, если он не человек… — примирительно заявил Димитров, и по залу пронёсся ветерок несдержанного смеха.
Однако под строгим взглядом председателя зал затих. Почтительно привстав, председатель задал Герингу положенные предварительные вопросы.
В этот момент внимание Роу было отвлечено служителем, шепнувшим ему на ухо:
— Господин Роу? Вас вызывает к телефону Лондон.
Когда Роу вернулся в зал, Геринг стоял перед судейским столом, широко расставив ноги. Лакированные краги делали их похожими на чугунные тумбы. Уперев пухлые кулаки в бока, стараясь изобразить на лице насмешливую улыбку, он исподлобья смотрел на Димитрова. А тот спокойным, ровным голосом задавал ему вопросы:
— Известно ли господину министру, что трое полицейских чиновников, арестовавших ван дер Люббе, выдаваемого здесь за коммуниста, не обнаружили у него партийного билета?
— Мне все известно, — рявкнул Геринг.
— Откуда же взялось официальное сообщение господина министра о том, что у ван дер Люббе был отобран партийный билет?
— Я так предполагал, — не задумываясь, выпалил Геринг.
— И на основании этого предположения сделали вывод, что имеете дело с коммунистом?
— Это касается меня — какие выводы я делаю.
— Здесь суд, господин министр, — спокойно заметил ему Димитров.
— Но в этом суде вы не прокурор! — огрызнулся Геринг.
— Тем не менее вы должны ответить на мой вопрос.
— Вопросы задавайте, обращаясь ко мне, — сердито остановил Димитрова председатель. — А я буду решать, должен ли свидетель отвечать на них.
— Так мы не скоро доберёмся до сути.
— Что это? — нахмурился председатель. — Оскорбление суда?!
— Мне показалось, что это усложнит процедуру.
— В таком случае будьте точнее в выражениях! — Председатель взглянул на Геринга и, словно сомневаясь, имеет ли он право это сделать, нерешительно сказал Димитрову: — Задавайте вопросы… только вежливо, пожалуйста.
Димитров насмешливо поклонился председателю и обернулся к Герингу:
— Что сделал господин министр внутренних дел, чтобы двадцать восьмого и двадцать девятого февраля выяснить все возможные версии поджога рейхстага и прежде всего не потерять следов ван дер Люббе, исчезнувшего в полицейской ночлежке Геннигсдорфа?
— Я министр, а не сыщик! Я не бегаю по следам поджигателей! — прорычал Геринг.
— Но разве ваше заключение, что именно коммунисты, а не кто иной, являются поджигателями, не определило для полиции весь ход расследования? Не оно ли отвело полицию от других истинных следов?
Не давая Димитрову договорить, Геринг крикнул:
— Меня не могут интересовать личности поджигателей. Мне было важно установить, какая партия отвечает за поджог.
— И вы установили?..
— Поджог рейхстага — это политическое преступление. Я убеждён, что преступников надо искать именно в вашей партии! — голос Геринга становился все более хриплым. Потрясая кулаком в сторону Димитрова, он кричал: — Вашу партию нужно уничтожить! И если мне удалось повлиять на следственные органы в этом отношении, то я рад: они нашли вас!
Он умолк, тяжело дыша, и отёр платком вспотевшее лицо.
Димитров все тем же ровным голосом спросил:
— Известно ли господину министру, что партия, которую «надо уничтожить», господствует на шестой части земного шара, а именно — в Советском Союзе?
— Мы уничтожим её и здесь и везде… — начал было Геринг, но на этот раз и Димитров повысил голос:
— Известно ли господину министру, что Германия поддерживает с Советским Союзом дипломатические, политические и экономические отношения, что благодаря заказам Советского Союза миллионы немецких рабочих имеют работу и хлеб?..
Председатель перегнулся через стол, стараясь перекричать обоих:
— Димитров, я запрещаю вам вести здесь коммунистическую пропаганду!
— Но ведь господин Геринг вёл же здесь национал-социалистскую пропаганду!
— Вы не в стране большевиков! — заорал Геринг, угрожающе придвигаясь к скамье подсудимых.
— Большевистское мировоззрение господствует в Советском Союзе, в величайшей и наилучшей стране мира…
— Замолчите! — крикнул председатель.
— Это мировоззрение имеет и здесь, в Германии, миллионы приверженцев в лице лучших сынов немецкого народа…
Геринг поднял над головою кулаки и истерически завизжал:
— Я не желаю слушать! Я пришёл сюда не для того, чтобы вы допрашивали меня, как судья! Судья не вы, а я! Вы в моих глазах преступник, которому место на эшафоте. — Его голос сорвался и перешёл в плохо разборчивый хрип. Он покачнулся. Служитель подскочил к нему со стулом, но Геринг в ярости отшвырнул стул ударом ноги.
Председатель, стараясь перекричать шум, поднявшийся на скамьях, крикнул Димитрову:
— Ни слова больше!
— У меня есть вопрос…
— Я лишаю вас слова, замолчите, садитесь!
— У меня есть вопрос! — настойчиво повторил Димитров.
Геринг с усилием всем корпусом повернулся к председателю и тоном приказа бросил:
— Уберите его отсюда!
Председатель тотчас приказал полицейским:
— Уведите его! — и крикнул вслед Димитрову, которого полицейские под руки выводили из зала: — Я исключаю вас на следующее заседание!
Прежде чем Димитров исчез за дверью, Геринг шагнул в его сторону и, потрясая кулаком, завопил во всю глотку:
— Берегитесь! Я расправлюсь с вами, как только вы выйдете из-под опеки суда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32