Такое с ней уже бывало, очень давно, когда однажды вечером отец пришел с работы раньше обычного и громогласно объявил, что ему выдали путевки на Иссык-куль. И высоко вскинул руку с голубыми листочками бумаги.
– Ну-ка Настя, достань, если сможешь! – крикнул он дочке. Настя с визгом бросилась на его ноги, схватила папу за пояс, пытаясь подтянуться на руках. И ей на миг показалось, что ничего у нее не выйдет, и не достанется ей никакая путевка, но сзади уже тянулась мамина рука, она поддела ее за попку и дочь мигом оказалась на плечах у отца. И вся оставшаяся до поездки неделя была для нее сплошным сладостным мучением в ожидании чуда.
Тем временем, часы на стене показывали три часа. Значит ей нужно вспомнить, что она делала почти полдня и почему находится дома, а не на службе. Что случилось с ней на посту и кто был этот даргинец? Она посмотрела на чемодан и задала себе еще один и наверное, самый главный вопрос – куда она собралась?
В этот момент дверь веранды хлопнула и послышались шаги в коридоре. Кто-то торопливо разувался, шумно скидывая с себя ботинки. «Володька,» – мелькнула догадка.
Супруг вошел в комнату, тяжело дыша.
– Вот ты где! – просипел он, пытаясь отдышаться. Настя спокойно защелкнула замки чемодана.
– Володька, почему не на работе? Забыл чего?
– Со мной мы разберемся позже, – начал ее муж, подперев рукой косяк. – А ты что здесь делаешь?
Настя молча поднялась с колен и понесла чемодан к выходу. Муж загородил ей дорогу.
– Убери руку.
– Уберу, конечно, уберу... Но сначала ответь!
В его голосе был испуг, она поняла это по каким-то едва заметным скрипучим ноткам и даже удивилась, зачем она столько времени провела с мужиком, у которого такой голос.
– Потом объясню, мне надо бежать.
– Погоди, погоди! Есть кто еще в доме?
Настя удивленно вскинула брови.
– Нет, я одна.
– Одна, говоришь? – переспросил он и нерешительно направился в сторону спальни. Он глянул туда мельком, словно ожидал получить пулю в лоб.
– Так. В сарае тоже никого нет, – проговорил он, успокаиваясь.
Насте надоело смотреть на мучительный ход его мыслей и она направилась к выходу.
– Ты куда? – схватил он ее за плечо. – Ты в курсе, что тебя ищут?
– Кто?
– Хх-а! – пожал он плечами, дивясь женской наивности. – Мне позвонила Зухра, помнишь Зухру? Она на таможне работает, рядом с вами.
– И что?
– Она еще спрашивает?! – воскликнул муж, глядя куда-то в сторону, словно обращаясь к невидимым зрителям. – Весь погранпост «откисает», а она не в курсе! Я сам видел, как здоровенные мужики – амбалы! – по полу катаются и плачут как дети!
– Не поняла, – растерялась Настя, медленно опуская чемодан на пол.
– Зухра мне позвонила двадцать минут назад! Сказала, что какой-то кавказец тебя захватил в заложники! И что весь пост отравил химическим оружием!
– Не было этого... – попятилась Настя, понимая, что муж ей не союзник, и что уговоры тут не помогут.
– А чья тогда тачка во дворе стоит? – Володька отлепился от косяка и двинулся к ней.
– Володька, не подходи ко мне! – спокойно произнесла она, налегая спиной на подоконник. – Христом-богом прошу, не подходи, если жизнь дорога!
– Ты поугрожай мне еще, блядь! – процедил он сквозь зубы. – Просто скажи мне, что у тебя с этим хачиком? Вы что, сговорились, что ли?!
– Уходи, Володька, уходи отсюда! – почти зашептала она, чувствуя, что снова задыхается, и в груди становится тесно и непродышливо. Ее руки вдруг стали подниматься, сами по себе и она поняла к чему это приведет.
Он сделал шаг и попытался схватить ее за ворот. Легко и как-то невесомо она увернулась и левой рукой подтолкнула его в плечо, отчего он накренился телом, открывая ей свой бок. Удивляясь своей ловкости, она бросилась на него, схватила за шею и они повалились за порог, на деревянный пол коридора.
Муж взвыл и дернулся всем телом, пытаясь скинуть ее с себя. Но она уже нащупала, сама не ведая, что творит, сонную артерию и надавила что есть силы. Кистью второй руки обхватила его сзади и почувствовала, как ее пальцы железными прутьями рвут человеческую кожу, добираясь до яремной вены.
Муж забился и захрипел, суча ногами, дико оскалившись, выкручивая свое могучий торс, чтобы свалить ее себя. Но железные руки делали свое дело, словно занимались этим каждый день. Через минуту Володька лишь слабо подергивался, покорно погружаясь в темноту агонии.
Она почувствовала эту грань, за которой в человеческом мозгу необратимо наступает пустота, будто сама заглянула туда. Туда, в расцвеченную красными и белыми искрами тьму, в которой нет ничего кроме ужаса, порожденного дефицитом кислорода. И она ослабила хватку, положив голову на грудь своей жертвы. Кончики ее пальцев почувствовали, как сдавленные артерии восстанавливают свою эластичность и теплая кровь пульсирует по ним, сначала нерешительно, но с каждой секундой все быстрее и быстрее.
Она стала читать молитву, даже не помня, откуда у нее взялись слова, у неверующей, не крещенной. И слова ее были дикими, никто не принял бы такую молитву и не исполнил ее просьбу.
– Ты Боже наш, а мы – людие Твои, – говорила она вслух, прижимаясь синюшной разбитой щекой к рубашке мужа. – Ко Твоему благоутробию припадаю, на Тя уповаю, прошу отпустить смиренную рабыню Твоя. Пусть не рекут врази: ушла к беззаконным и неправдивым...
Продолжая говорить, она поднялась, пошатнулась и схватилась за стену влажными от крови пальцами. Немного постояла, приходя в себя, затем вернулась в комнату за чемоданом. Перешагнула через распростертое тело и вышла на веранду.
Действительно, во дворе стола та самая иномарка, которая была на досмотре.
1 2 3 4 5 6 7 8