— Когда ты их ждешь?— Сегодня вечером или завтра, если все будет нормально. Они прослышали, что к тебе липнут неприятности, и прислали весточку, что едут.Приедут они в город, ничего не зная, а там будет этот Бигелоу; услышит, что кого-то из них назовут Сэкеттом, — и тут же начнет стрелять.Хорошо, если он на них лицом к лицу попрет, тогда бояться нечего. Там будет Тайрел, а Тайрел с револьвером — чистый дьявол.Я допил кофе и поднялся. Снял со стены свой оружейный пояс, застегнул на бедрах, взял пальто и шляпу.— Поеду в город, — сказал я. — Надо глотнуть свежего воздуха.— Да, у нас тут вроде как душновато, — сказал Кэп Раунтри. — Не возражаешь, если я с тобой проедусь?Эйндж повернулась к нам от печки, вцепившись руками в половник.— А как же ужин? Я столько хлопотала…— Да мы скоро вернемся, — сказал я. — Подержи его на печке, Эйнджи.Я влез в пальто и надел на голову шляпу. Надо будет себе завести шубу из енота на такую погоду.— Во всяком случае, — сказал я, — полагаю, не нужно мне привыкать к твоей кухне, ни в коем случае. У человека быстро вырабатываются привычки.Она смотрела мне прямо в глаза, лицо у нее раскраснелось от огня, и была она сейчас красивая — дальше некуда.— Беда в том, что ни одна женщина в здравом уме не пойдет за дурня, а я как раз такой и есть, это уж точно.— Много ты понимаешь в женщинах! — поддела меня она. — Видел ты на свете хоть одного дурня, у которого не было бы жены?Ну, если на то пошло, так и вправду не видел.— Держи ужин теплым, — повторил я.Она ни слова не сказала ни про стрельбу, ни про Бенсона Бигелоу. Она просто сказала:— Возвращайся, Телл Сэкетт. Я не хочу, чтоб мой ужин пропадал. После стольких хлопот — нет уж. И не только ужин.Снаружи было холодно. Кэп вывел из конюшни лошадей — уже оседланных.— Я так понял, ты не хочешь, чтоб ребята наткнулись на него, ничего не ожидая, — сказал он.В салуне было натоплено, многолюдно, а прямо возле стойки стоял здоровенный мужик. У него было широкое, скуластое лицо, с одного взгляда стало ясно, что это не просто очередной брат Бигелоу, это Лесной Хозяин, прямо с Самой-Горькой-Речки, крепкий, опасный и не склонный ограничиваться болтовней.Он обернулся, глянул на меня, я прошел через салун и оперся на стойку рядом с ним.Вы, сударь, в жизни не видели, чтоб салун опустел с такой скоростью. Когда я облокотился на стойку, тут было человек пятьдесят-шестьдесят, а через полминуты осталось разве что пять-шесть, из той породы, которым, хоть умри, надо остаться и поглядеть, что дальше будет… люди, готовые стать ни в чем не повинными свидетелями.Этот Бигелоу смерил меня взглядом, я посмотрел в ответ мирными, круглыми как у ребеночка глазками, и говорю:— Красивые у вас усы, мистер Бигелоу.— А что плохого в моих усах?— Да что вы, ничего… совершенно.— И что это должно значить?— Можно мне угостить вас стаканчиком?— Какого черта вам надо от моих усов? И за свою выпивку я плачу сам!Только тут он заметил, что толпа разбежалась. У него как будто чуть сильней натянулась кожа на скулах.Кажется, снаружи кто-то подъехал на лошадях. Поздновато путешествовать в такую погоду… и я тут же подумал, уж не Тайрел ли это с Оррином.Эти мои братишки… проехали сотни миль — ну ладно, пускай всего пару сотен миль, — по диким местам, потому как им почудилось, что я тут оказался один перед лицом опасности.— Вы — Телл Сэкетт?— Этот ваш братец, Уэс, все ему хотелось сдать себе туза с низу колоды… он был очень неловок с картами. Да и с револьвером тоже.— Что случилось с Томом и Айрой?— Если будете искать достаточно долго, так найдете их весной, — объяснил я ему. — У них хватило дури гоняться за мною по горам, когда зима на носу и снег начал падать.— Вы их видели?— Они пару раз пытались убить меня. Только стрелки из них никудышные, ничуть не лучше, чем из Уэса. Том — он там наверху потерял свой револьвер.Бигелоу сохранял спокойствие, и я видел, что он обдумывает все эти дела.— Я слышал, вы приехали сюда по мою душу, — продолжал я спокойно. — Далеко забрались в поисках неприятностей.Он никак не мог меня вычислить. Ничто в моих словах не показывало, чтоб я был чем-нибудь обеспокоен, просто разговаривает человек, как с первым встречным.— Знаете что, Бигелоу? Садитесь-ка вы на лошадь и уезжайте отсюда. Что ни случилось с вашими братьями, они это сами накликали своими поступками.— Может, вы и правы, — сказал он. — Я, пожалуй, закажу выпивку на двоих.Ну, выпили мы с ним, потом я заказал по одной. Допил и собрался уходить.— Ладно, меня дома ждет хороший ужин. Пока, Бигелоу.Я повернулся и направился к дверям, и вот тут-то он меня окликнул:— Сэкетт!Щелкнул взводимый курок, его револьвер выскользнул из кобуры; щелчок был отчетливо слышен в пустой комнате. Я выхватил револьвер, поворачиваясь, и его первая пуля просвистела у самого моего уха. Я замер и всадил ему пулю в живот — его отшвырнуло на стойку. Но он ухватился свободной рукой за край и подтянулся. Выстрела я не слышал, но почувствовал, как пуля резко стукнула меня где-то внизу. Я собрался и выстрелил в него снова.Он не упал… хоть сорок четвертый калибр, хоть какой, но если человек остервенел, то ты должен ему попасть в сердце, в голову или в большую кость, иначе его не остановишь. А Бенсон Бигелоу жутко остервенел. Это был не человек, а здоровенный медведь, и выглядел он сурово, как зима на вершинах западного Техаса.Казалось, долгие минуты он стоял там, я видел, как кровь пропитывает перед его рубашки и штанов, а потом крупные красные капли начали падать на пол у него между ног.Он поднял револьвер, не торопясь, все еще цепляясь левой рукой за стойку, и нацелил его в меня. Он нажал на спусковой крючок, курок пошел назад — и тогда я выстрелил в него снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43