Кто-то потянулся к луку.
Хондо повернул голову.
— Сэм! Прочь, Сэм! Прочь!
Пес одним прыжком отскочил в сторону и бросился в заросли кустарника.
Сильва подошел к связанному Хондо и ударил его в живот. Он торжествовал. Вечером в деревне его встретят, как победителя. Он приведет сильного пленника.
— Белый человек знает наш язык, — сказал Сильва. — Хорошо. Он сразу узнает, что его ждет.
— У тебя на поясе много скальпов.
— Да.
Хондо говорил медленно, подбирая самые обидные слова и зная, как задеть индейца.
— Ты снял их с женщин, детей и собак. Тобой по праву гордятся соплеменники.
Хондо дважды повторил это, сначала по-испански, потом на местном наречии. Кто-то хохотнул.
Злоба вспыхнула в глазах Сильвы.
— Хорошо, ты. узнаешь, как это бывает, на себе.
— Ничего, — прохрипел Хондо,-легко мучить связанного. Ты не мужчина, ты охотник на зайцев. Без смелых товарищей — ты мясо для койота.
Хондо говорил с холодным расчетом. Он за долгие годы хорошо изучил апачей и знал, что надеяться на побег нечего. Пленники всегда были обречены на смерть… смерть медленную и мучительную: привязанным ли к муравейнику, подвешенным ли вниз головой над огнем. Но можно умереть быстро. Если Сильва придет в ярость…
Но Сильва сохранял спокойствие и невозмутимость. Он жаждал помучить пленника перед смертью. Наслаждение от страданий умирающего обещало быть долгим: на земле лежал сильный человек, сквозь изорванную одежду проглядывало мускулистое тело.
Оскорбительные слова пленника полоснули его по живому, но он сдержался. Он ждал своего часа. Белый человек распростерся перед ним, и Сильва мог сделать с ним, что угодно. Лэйна перебросили через седло, и так туго стянули руки, что кисти посинели, и Хондо не мог и пальцем шевельнуть.
Индейцы поехали мимо длинных холмов. Хондо, повернув голову, увидел вокруг плоские застывшие лица.
В полдень пустыня превратилась в раскаленную жаровню, подогреваемую сверху пышущим багровым солнцем. Путь показался бесконечным: боль, жара и монотонность движения притупили сознание, и Хондо впал в забытье.
Время для него остановилось. Руки опухли, рубашка прилипла к телу, и соленый пот заливал покрасневшие веки, глаза щипало.
Но сильнее боли и усталости была жажда жизни. Даже теперь оставалась надежда на счастливый исход… А может…
Хотелось сражаться, вырваться, скрыться, жить. Было стыдно признаваться, что таким образом попал в плен. Хондо разлепил веки, впереди маячила спина Сильвы.
Марево застилало горизонт, в волнах горячего воздуха изменяли свои очертания горы, камни и редкие кусты можжевельника. Струйки пота щекотали спину, стекая между лопаток. Кожаный пояс глубоко врезался в запястья, малейшее движение причиняло невообразимую боль.
Хондо поднял голову и сплюнул.
— Женщина! — прохрипел он от переполнявшей грудь злобы. — Старуха!
Сильва оглянулся, животная ненависть сверкнула в его глазах.
Хондо так и подмывало пришпорить коня, врезаться в индейцев и умереть быстрой смертью, но он сдерживал себя. Может быть, еще выдастся удобный момент, нужно ждать. Хондо согнул затекшие пальцы и зажмурился от боли. Но никто не услышал стона, едва не сорвавшегося с губ.
Каждый шаг коня причинял ему боль.
Хондо подался вперед и закрыл глаза. Он вспоминал домик, ручей с холодной и чистой водой, ясноглазую женщину, хлопочущую по хозяйству, голос ребенка… Боль утихла, Хондо задремал. Сквозь сон он услышал сухой шелест листвы и почувствовал запах дыма и кофе.
Запах дыма становился все сильнее. Хондо открыл глаза: они подъезжали к индейскому поселению. Он увидел перед собой плоские смуглые лица с широкими скулами и квадратными подбородками. Среди них на мгновение мелькнуло женское лицо, чем-то напомнившее ему Дэстат, но Дэстат давно умерла, давно. И он жил когда-то среди апачей. Сколько раз Хондо выходил с ними на охоту и участвовал в опасных вылазках за мустангами! Может быть, здесь он встретит тех, кто знает и помнит его?
Хондо выпрямился в седле, гордо поднял голову и уставился в одну точку перед собой, не оборачиваясь и не глядя по сторонам.
Когда они остановились, Хондо обвел взглядом окружившую его толпу. Чуть поодаль стоял один человек, и Хондо узнал его.
Хондо громко произнес:
— Я сам виноват, что попался в руки женщине.
Его стащили с лошади и поволокли к костру. Там Лэйну развязали ремень, стягивавший руки; он увидел таз с водой и сунул туда опухшие кисти. Боль медленно затихала.
Витторо, стоявший отдельно, подошел к костру и взглянул сверху вниз на Хондо.
— Белый человек говорит на нашем языке, — сказал Сильва. — Он оскорбил меня.
Глава 13
Хондо, стоял, поглаживая покрытые рубцами запястья рук. Он поднял голову и наткнулся на пристальный взгляд Витторо.
— Ты смелый, если решился оскорбить воина. — И вдруг резко спросил: — Где твои люди на конях? Сколько их?
— Этого я не знаю, Витторо.
— Тебе известно мое имя?
— Я видел тебя на совете в Мид-форте.
— Совет! Это слово ничего не значит для белых людей! — Голос его стал еще резче. — Где всадники?
— Я не знаю.
Витторо показал рукой на седло.
— На нем военное клеймо.
— Я когда-то служил в армии. Теперь — нет.
Витторо мрачно взглянул на Хондо.
— Если ты не шпион, что привело тебя в нашу землю?
Лэйн помолчал, потом медленно, растягивая слова, ответил:
— Это касается только меня, Вождь. Я не собирался вредить ни твоему племени, ни другим племенам апачей.
Витторо молча отвернулся и зашагал прочь к вигвамам. Хондо оставили одного. Ноги были связаны, но руки свободны. Он сжал пальцы в кулак, чувствуя, что они вновь стали послушны ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34