— Этот момент едва ли наступит, — сказал отец Кихот. — Разум подсказывает мне, что я должен помешать вам выпить больше положенного. — И он налил себе стакан вина. — Вот только я не понимаю, — добавил он, — почему отсутствие еды может повлиять на разумность нашего выбора.
— А все ясно, — сказал Санчо. — В вине есть сахар, а сахар — чрезвычайно ценная пища.
— В таком случае, если у нас будет достаточно вина, мы не умрем с голода.
— Совершенно верно, но в любом логическом доводе — даже в доводах вашего апостола Фомы — можно найти просчет. Если мы заменим еду вином, то не сможем сдвинуться с места, и тогда со временем у нас кончится и вино.
— Почему же мы не сможем сдвинуться с места?
— Да потому, что ни один из нас не способен будет вести машину.
— В общем-то верно. Логические рассуждения часто ведут к абсурду. В Ламанче есть любимая в народе святая, которую изнасиловал мавр у нее на кухне; он при этом был безоружен, а у нее в руке был кухонный нож.
— Ну, так она, наверное, хотела, чтоб ее изнасиловали.
— Нет, нет, она рассуждала вполне логично. Спасти душу мавра было куда важнее, чем девственность. Ведь если бы она убила его в ту минуту, то лишила бы всякой возможности на спасение. Нелепая и, однако же, если подумать, — прекрасная история.
— А вы от вина что-то разговорились, монсеньор. Я вот думаю, справитесь ли вы в монастыре с обетом молчания.
— Нам не обязательно молчать, Санчо, да и монахам разрешено разговаривать с гостями.
— До чего же быстро у нас опустела вторая бутылка! Вы помните — кажется, это было так давно! — каким образом вы пытались объяснить мне, что такое троица?
— Да. Я тогда совершил эту ужасную ошибку. Я позволил себе сравнить Святого Духа с полбутылкой.
— Больше мы такой ошибки не допустим, — сказал Санчо, открывая третью бутылку.
Отец Кихот не стал возражать, хотя вино уже начало действовать на него как раздражитель. Он готов был обидеться на любую малость.
— Я рад, — сказал мэр, — что в противоположность вашему предку вы любите вино. Дон Кихот ведь частенько останавливался на постоялых дворах — по крайней мере четыре из его приключений произошли на постоялом дворе, — но мы ни разу не слыхали, чтобы он выпил хотя бы стаканчик вина. Он, как и мы, не раз закусывал сыром на открытом воздухе, но ни разу не запивал его добрым ламанчским вином. Мне бы он в компаньоны по путешествию не подошел. Слава тебе, господи, несмотря на все свои священные книги, вы можете крепко выпить, когда захотите.
— Но почему вы в связи со мной все время вспоминаете про моего предка?
— Так ведь только для сравнения…
— Вы вспоминаете его при любой возможности, заявляете, что мои священные книги — это все равно как его рыцарские, сравниваете наши пустяковые приключения с тем, что было с ним. Ведь мы-то имели дело с жандармами, а не с ветряными мельницами. Я — отец Кихот, а не Дон Кихот. Уверяю вас, я существую. То, что случается со мной, это случается со мной, а не с ним. Я следую своим путем — своим собственным, — а не его. Я поступаю так, как хочу. Я же не привязан к моему предку, умершему четыреста лет назад.
— Извините, отче. Я думал, что вы гордитесь вашим предком. Я вовсе не хотел вас обидеть.
— О, я знаю, что у вас в мыслях. Вы думаете, что мой бог — это такая же иллюзия, как ветряные мельницы. Но говорю вам: он существует. Я не только верю в него. Я прикасаюсь к нему.
— И какой же он — мягкий или твердый?
Не на шутку рассердившись, отец Кихот приподнялся с травы.
— Нет, нет, отче. Извините. Я вовсе не хотел вас поддразнить. Я уважаю ваши верования, как вы уважаете мои. Между ними есть только одна разница. Я знаю, что Маркс и Ленин существовали. А вы только верите.
— Но я же сказал вам: дело тут не в вере. Я прикасаюсь к нему.
— Мы славно проводим время, отче. Распиваем третью бутылку. Я поднимаю стакан за троицу. Вы же не откажетесь выпить со мной за нее.
Отец Кихот мрачно уставился в свой стакан.
— Нет, я не могу отказаться, но… — Он выпил и сразу почувствовал, что гнев его рассеивается, уступая место великой печали. Он сказал: — Вы считаете, я немного опьянел, Санчо?
Санчо увидел в глазах у него слезы.
— Отче, наша дружба…
— Да, да, ничто не способно ее нарушить, Санчо. Хотелось бы мне только знать точные слова.
— Для чего?
— И иметь знания. Я ведь очень невежественный человек. Многое из того, что я должен был внушать моей пастве в Эль-Тобосо, мне непонятно. Я никогда над этим не задумывался. Троица! Закон природы! Смертный грех! Я повторял им слова из учебников. Я ни разу не спросил себя — а сам я в это верю? Шел домой и читал моих святых. Они писали о любви. Это мне понятно. Остальное казалось не столь уж важным.
— Не понимаю, что вас тревожит, отче.
— Вы тревожите меня, Санчо. Эти четыре дня, проведенных в вашем обществе, тревожат меня. Я вспоминаю, как я рассмеялся, когда надул тот шарик. А фильм… Почему я не был шокирован? Почему не встал и не вышел? Мне кажется, что я жил в Эль-Тобосо сто лет назад. Я перестал быть самим собой, Санчо. Голова идет кругом…
— Вы просто немного опьянели, отче. Только и всего.
— Это что, так всегда бывает?
— Болтливость… головокружение — да.
— А тоска?
— На некоторых нападает. Другие же становятся шумными и веселыми.
— Придется мне, видно, держаться тоника. Я что-то не чувствую себя в силах сесть за руль.
— Машину могу вести я.
— «Росинант» не любит чужую руку. А мне хотелось бы поспать немного, прежде чем мы снова двинемся в путь. Если я сказал вам, Санчо, что-то обидное, извините, пожалуйста. Это вино говорило моими устами, не я.
— Ничего плохого вы не сказали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61