случилась беда. Он налетел подобием страсти — слепящий, стремительный, ненадежный.
— Поздравь меня, — сказала она себе в лифте, — я выхожу замуж. Энтони, я выхожу замуж, — и с неожиданной теплотой подумала: наверное, то же чувствует Эрик, когда подводится итог, извлекается квадратный корень, правильно находится логарифм. На пороге комнаты она сказала еще раз:
— Я выхожу замуж, Энтони.
— За кого, Кейт? — вскинул он на нее глаза. Он сидел за ее столом, и опять ее охватила сырость, на столе остались влажные следы от его локтей. — За Эрика, разумеется. За кого же еще?
— Нет, — сказал Энтони, — ты не можешь. — Она разглядела, что он читал служебные бумаги на столе и даже распечатал телеграмму, которая пришла в ее отсутствие.
— Это что такое! — воскликнула она. — Ремня захотел?
— Этот номер у него не пройдет, — сказал Энтони.
— О чем ты?
— Можешь мне поверить, я разбираюсь в таких делах. Считать не разучился. Соображаю. — Он был серьезен, как школьник. — Не все можно, Кейт, есть предел. Я их раскусил. У него не получится выехать на чужой счет. В «Баттерсоне» сидят не дети.
— Эрик тоже не ребенок.
— Права была Лу — неприлично это все.
— Отдай телеграмму.
— Возьми, — сказал Энтони, — убедись. Он хочет выручить Амстердам за счет АКУ. Это яснее ясного.
— Подумаешь, удивил, — сказала Кейт. — Я и без тебя это знаю. Даже знаю про чеки, датированные задним числом.
— Задним числом! — растерянно присвистнул он. — Чтобы в «Кроге»… и мы это знаем…
— А ты помалкивай об этом.
— Молчание стоит денег, Кейт.
Вот где мы разные, думала она: я для него сделаю все на свете, а он некоторых вещей не станет делать для меня, да и для себя тоже. Правда, какие это вещи, отходчиво улыбнулась она, я и сама толком не знаю. Приятно сознавать, что после стольких лет она не до конца разобралась в Энтони. — Энтони, я не собираюсь его шантажировать, — сказала она. — Я выхожу за него замуж.
— Но ты не любишь его, Кейт. — Как он прост, как безнадежно наивен: он думает, что шантаж это так же легко, как украсть горсть слив. Нельзя быть таким неосновательным, он не понимает, где живет, его нужно защитить. Напрасно, что ли, она готова для него на все? Шантаж так шантаж. Перечить ему сейчас значит испортить эту глупую радость от разоблачительного открытия. Поэтому она спокойно объяснила:
— Но ведь это своего рода шантаж. Он выделит нам содержание.
Смотрите, как уперся:
— Ты не любишь его.
— Я тебя люблю.
— Дело не в этом. — Он разволновался, понес чепуху, пробормотал что-то о «детях», окончательно смешался и покраснел. — Я бесплодна, — сказала Кейт. — Напрасно беспокоишься, — и, видя, его замешательство, в сердцах договорила:
— Я их не хочу и никогда не хотела! — Все ее существо тянулось заключить его в себе. — Сколько у тебя предрассудков, Энтони. — Еще она думала: никакой ребенок не даст мне нашей близости, хотя ты всего-навсего стоишь рядом, краснея, теряясь. Господи, какой неприступный, какая память у нас короткая на то, чего не хочется вспоминать.
— Какая потеря, — сказал он, заглянув ей в глаза; лицо пылает, весь он какой-то детский, сбитый с толку. Она готовилась услышать слова о том, как любят настоящие мужчины. Но они думали о разном. Он не имел в виду ее, говоря о потере: он жалел, что пропадает удачный случай. — Другой такой случай не подвернется. Мы бы слупили с него хорошие деньги и убрались отсюда. Черт возьми, мы бы еще успели на вечерний поезд! Завтра уже в Гетеборге. В субботу в Лондоне и прямиком в Туикнем. Кейт, мы бы еще успели на вечерний поезд! Кейт, мы бы взяли в «Стоуне» отбивную и пинту «особого». Мою комнату, наверное, еще не сдали. Тебя хозяйка тоже на улице не оставит. Работу искать не станем, мы свое заработали. Она зачарованно смотрела на него. Такое впечатление, что невозможного для него не существует, но она-то знала, что на прямых стальных рельсах, по которым разлеталась сейчас его фантазия, в определенном месте горит негасимый красный фонарь, и там он неминуемо остановится и сам все напортит. Он недостаточно безразличен в средствах для успеха. Ему далеко до Крога.
— Все очень просто, Кейт. Мы это заработали. Если он откажется платить, я передаю все сведения Минти, это окупит хотя бы дорожные расходы, и потом — у тебя должны быть сбережения.
Это интересно. — И ты согласишься жить на мои деньги? — Тут он должен бы остановиться — но нет, он не колеблясь согласился (в конце концов, мы брат и сестра), и она почувствовала усталость путешественника, которого постоянно сбивает с пути неточная карта. Может, она переоценивала наивность этого мягкого, любимого, бесхитростного ума? С телеграммой в руке Энтони поднялся из-за стола.
— Я пойду к нему.
— Что ты собираешься ему сказать?
— Лучше всего объяснить начистоту.
— Нет-нет, Энтони, — запротестовала Кейт, — я сделала глупость, что не остановила тебя сразу. Ты не должен так грубо шантажировать Эрика. — Но почему? Кейт, ты не видишь собственной выгоды. — Потому, что ты недостаточно умен для этого, Энтони. Если бы у тебя были такие мозги, чтобы шантажировать Эрика, ты бы здесь не оказался. Ах, Энтони, — с чувством воскликнула она, — какая мы непутевая пара! Как я тебя люблю. Будь ты поумнее и не такой добропорядочный… — и не кончила, потому что вспомнила давнишнее субботнее утро в Тилбери, долгий путь домой, шиллинг в прорези счетчика и маленькое голубое пламя для гренок и чая. Я спасла его от этого, думала она, но он ходит живым напоминанием и не дает забыть милую нехитрую песенку: Энтони спасли от Энтони, но ей без Энтони жизни нет. На окно налетела белая птица, стукнула клювом в стекло и, раскинув крылья, отлетела назад, как от иллюминатора самолета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69