— Он, разумеется, не помнит ничего существенного. В детективных романах люди всегда помнят что-то определенное, а в жизни — вечно заявляют, мол, на ней было что-то такое темненькое или что-то такое светленькое.
— Вы послали кого-нибудь осмотреть дом? Эти показания агента… Странная история. Девушка, должно быть, пришла туда прямо с вокзала. Почему? И зачем сделала вид, что хочет купить дом? И заплатила крадеными банкнотами?
— Похоже, ей во что бы то ни стало нужно было помешать второму претенденту купить этот дом. Как будто она там что-то спрятала.
— Пусть ваш человек тщательно осмотрит дом, сэр, прямо частым гребнем прочешет. Разумеется, там вряд ли удастся что-нибудь найти. Если бы там что-то было, она явилась бы в контору подписать бумаги.
— Нет, побоялась бы, — возразил старший инспектор, — ведь агент мог выяснить, что банкноты краденые.
— Знаете, — сказал Матер, — мне это дело казалось не очень интересным. Мелким каким-то. Охотишься за мелким вором, в то время как весь мир ждет войны из-за какого-то убийцы, которого эти идиоты там, на континенте, так и не смогли поймать. А теперь оно меня захватило. В нем есть что-то странное. Я говорил вам, что мой шеф сказал про этого Ворона? Он сказал: парень так наследил, что окончательно засветился. Но ведь ему удается все время держаться на голову впереди нас. Нельзя ли мне взглянуть на показания контролера?
— Да там ничего нет.
— Я не согласен, сэр, — проговорил Матер, когда старший инспектор вытащил из пачки бумаг на своем столе показания контролера, — в книгах правильно пишут. Люди обычно и в самом деле что-нибудь запоминают. Если бы они ничего не могли вспомнить, это выглядело бы весьма странно. Только привидения не оставляют следов. Ведь даже этот агент вспомнил, какого цвета у нее глаза.
— А может, и ошибся, — сказал старший инспектор. — Ну, вот. Все, что он помнит, это два чемодана, которые она несла. Конечно, это что-то, но не так уж много.
— О, тут можно сделать кое-какие догадки, правда, сэр? — сказал Матер. Он не хотел казаться слишком умным, умнее провинциальных полицейских; ему нужно было их содействие. — Она приехала надолго (женщина может много вещей упаковать в один чемодан), или, если она несла и его багаж, значит, он в этом деле главный. Держит ее в черном теле, за-ставляет делать черную работу. Это соответствует тому, что мы знаем про Ворона. Что касается девушки…
— В романах про гангстеров такую называют «маруха», — перебил старший инспектор.
— Ну, так эта маруха, — продолжал Матер, — из тех, кто любит, чтобы их держали в черном теле. Мне представляется, она прилипчивая и жадная. Если б она была потверже духом, она несла бы только один чемодан или разругалась бы с ним.
— Мне казалось, этот Ворон страшен, как смертный грех.
— Это тоже в характере, — сказал Матер. — Может, она любит уродов. Может, это ее возбуждает.
Старший инспектор рассмеялся:
— Ну, вы много выудили из этих двух чемоданов. Прочтите протокол — может, сумеете представить мне ее портрет. Вот, пожалуйста. Только он ничего про нее не помнит, даже как она была одета.
И Матер стал читать. Он читал медленно. Молчал. Но что-то в выражении его лица — потрясение, недоверие — заставило старшего инспектора спросить:
— Что-нибудь не так? Но ведь в протоколе и в самом деле ничего такого, верно?
— Вы сказали, я смогу представить вам ее портрет, — сказал Матер. Он вынул из-под задней крышки карманных часов бумажный квадратик — газетную вырезку. — Вот он, сэр. Лучше будет, если вы разошлете это во все полицейские участки и во все газеты.
Старший инспектор сказал:
— Но ведь в протоколе ничего такого нет.
— Все что-нибудь да запоминают. Вы и не смогли бы ничего здесь заметить. Оказывается, у меня имеется частная информация по данному преступлению, только я и сам до сих пор об этом не подозревал.
Старший инспектор настаивал:
— Но ведь он и не вспомнил ничего такого. Только чемоданы.
— Слава Богу и за это, — ответил Матер. — Может быть… Видите ли, он здесь утверждает, что одна из причин, почему он ее запомнил — он это называет «запомнил», — то, что она была единственной женщиной, сошедшей в Ноттвиче с поезда. А я знаю — так уж получилось, — что эта девушка ехала именно этим поездом. Она получила роль в здешнем театре.
Старший инспектор спросил непонятливо — он еще не осознал всей меры потрясения:
— И что, она действительно такая, как вы ее представили? Любит уродов?
— Я думал, она любит не очень красивых, — ответил Матер, отвернувшись и глядя в окно на равнодушный мир, на людей, спешащих по своим делам.
— И она прилипчивая и жадная?
— Да нет же, с чего вы взяли, черт побери?
— Но если бы она была потверже духом… — издевался старший инспектор: он думал, Матер разволновался потому, что его предположения оказались никуда не годными.
— Твердости духа у нее хоть отбавляй, — сказал Матер, поворачиваясь к нему лицом. Он забыл, что старший инспектор старше его чином; забыл, что следует быть тактичным с провинциальными полицейскими. — Черт побери, — сказал он, — неужели вы не можете понять? Он не нес свои вещи потому, что держал ее под прицелом. Он заставил ее пойти в этот квартал строящихся домов. Я должен сам туда поехать. Он намеревался ее убить.
— Да нет же, — возразил старший инспектор, — вы забыли: она заплатила Грину и ушла из того дома вместе с ним. Грин сам проводил ее за пределы новостройки.
— Но я голову могу дать на отсечение, что она не замешана в этом деле, — сказал Матер. — Это абсурд. Бессмыслица. — И добавил: — Мы собираемся пожениться.
— Да-а, дела, — сказал старший инспектор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73