Есеней усадил его рядом с собой.
– Ты, Туркмен, никаких вестей о себе не подавал… Но я слышал, ты столько лет крепился, а теперь тоже спутан. Почему не позвал нас на свадебный той?
Мусреп сразу нашелся, что ответить:
– Той отложили до вашего приезда, – сказал он. – Некогда было… У нас ребенок появился, вот Шынар и не может никуда отлучиться, день и ночь – возле него.
– Ребенок?..
Будь они вдвоем, Есеней непременно поддел бы друга, спросил бы, что так скоро, разве твоя баба пришла из своего дома уже с прибылью?
Но он постеснялся Улпан и сказал коротко:
– Ну, поздравляем…
А Улпан, конечно, спросила:
– Сын?.. Дочь?
– Да не знаю пока. Еще не поднимается на ноги, а Шынар не показывает мне – сглазишь, говорит.
– Не поднимается? – удивилась Улпан. – А когда же он…
– Давно. Вчера исполнилось двенадцать дней.
– За двенадцать дней – и чтобы ребенок встал на ноги?
– Что ты мелешь? – потребовал объяснений Есеней. Несибели улыбнулась и повернулась к дочери:
– Е-е, Улпан… Как ты не поняла? Это же у них верблюдица родила, верблюдица…
– Да?..
По глазам Мусрепа Улпан поняла, что мать угадала, и облегченно расхохоталась. Ведь и она, как Есеней, поначалу решила, что Мусреп с какого-то горя – с какого?.. – взял в жены женщину, ожидавшую ребенка.
Мусреп стал объяснять – верблюжонок пока беспомощный, ногами не владеет, а ноги – длинные, неуклюжие, и голову он даже поднять не в силах, лежит и лежит… Это еще из дому Шынар привела белую верблюдицу.
– А верблюжонок тоже белый? – перебила его Улпан.
– Да, белоснежный, говорит Шынар. Мы думаем сделать его главным призом палуану, Палуан – силач, борец.

который всех победит на нашем тое.
Вмешался Есеней:
– Я вижу по глазам Улпан… Ты возбуждаешь в ней жадность, ты хочешь, чтобы я на твоем тое стал бороться!
– А что с тобой случится, если и выступишь? Или старым совсем стал? Сколько раз сходился ты с палуанами, с известными, – и побеждал!
– Он станет бороться, станет! – весело воскликнула Улпан и хлопнула ладонью по колену Есенея. – Он победит всех – и белый верблюжонок будет моим!
– Хорошо! – согласился Есеней, но и свое условие поставил: – Только ты, Туркмен, тоже выйдешь на ковер вместе со всеми.
– Выйду…
Судьба приза была, кажется, решена задолго до того, как палуаны на тое сошлись в схватке…
Улпан давно не видела Мусрепа, а такие перемены с тех пор произошли в его жизни, и она продолжала расспросы:
– Мусреп-агай, вы говорите, мою будущую подругу, мою сестру зовут Шынар? Шынар – чинара; как женское имя означало красоту, стойкость, верность.


– Женился бы я на ней, если бы звали иначе?
– Хвастун! – сказал Есеней. – Холостой был хвастун, женатый – таким же остался!
– Хвастун или нет – сам увидишь.
– Ты хочешь сказать, она красивее, чем Улпан? Трудно было отвечать на такой вопрос, но не Мусрепу:
– У каждой женщины красота должна быть своя, неповторимая. Разве мы спорим, какая лошадь лучше – гнедая или вороная? Нет. Мы говорим – прекрасная, славная, изящная, красавица…
Самому себе, должно быть, в утешение Есеней повторил старую проверенную истину:
– Говорят же – красота мужчины в его уме, а ум женщины в ее красоте…
– Что ж, считай мне повезло, как и тебе, – ум моей Шынар не только в ее красоте, как я убедился.
– Улпанжан… Кажется, к нему возвращается сознание?
– А ты тоже стал похож на человека! Есеней – уже без шутки – ответил:
– Ты сказал правду, Туркмен… Случается, трудно узнать себя самого… – Но не привык он к полной откровенности, даже с Мусрепом, и вернулся к прежнему ходу разговора: – Куда она меня погонит, туда и иду. В кого бы я ни превратился, это будет ее рук дело! А твоя – тоже такая?
– Сейчас-то мне легче, – протяжно вздохнув, отозвался Мусреп. – Сейчас у моей бедной мгновения нет свободного – все из-за этого верблюжонка. Я только по глазам угадываю. Вижу – нет топлива и бегу за кизяком. Воды нет… Хватаю ведра, бегу к озеру и несу обратно, стараясь не расплескать.
– Так и бежишь!
– Бывает, комар заставляет бегать тигра…
Улпан слушала их снисходительно – двух мужчин, совсем не молодого и не очень молодого, рассуждающих о молодых женщинах, своих женах.
Она попросила:
– Мусреп-агай, ты найдешь завтра время – поехать со мной на базар? Много своих дел?
– Один раз побываю, и со всеми делами управлюсь… Есеней недовольно спросил:
– А я буду сидеть один?
– Днем Мусреп-агай будет со мной, а вечером с тобой. Днем у тебя будет, чем заняться. Твои кереи и твои уаки не дождутся Есенея, когда он примется разбирать их тяжбы, накопившиеся за зиму. А хочешь – поедем вместе…
– Нет, – отрезал он. – Не хватало только, чтобы я шатался по базару. Никогда в жизни этого не делал!
– Я постараюсь недолго, – пообещала Улпан.
На другое утро, пока с берега Тобола коляска мягко катилась по направлению к городу, Улпан снова завела разговор про Шынар:
– А какого она роста?
Она успела отвыкнуть от Туркмен-Мусрепа и сейчас путалась, то ли на «вы» его называть, то ли на «ты».
– Если рядом встанете, сможете посмотреть друг другу в глаза. Но, кажется, она чуть потоньше тебя. Эта девушка никогда не гонялась за волком в степи, она пасла верблюдов.
– А нрав у нее?..
– Нрав? – переспросил Мусреп, не зная, что ответить. – Спокойная. Не пугливая, Наверное, приветливая… Старухи в нашем ауле балуют ее, боюсь – испортят. Одно слышишь: «Айналайн-ай… Айналайн-ай…» А дети иначе не называют, как аяй-апа… Аяй-апа – красивая тетя.


– А как зовешь ее ты? – спросила Улпан.
– Я?.. Акмарал…
Улпан на время прекратила расспросы – вспомнила, должно быть, своего белого марала в урочище Каршыгалы, белую маралиху с двумя маралятами у соленого озера… И почему так зовет жену Мусреп?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99