Между докторами состоялся короткий диалог, из которого Диана не поняла ни слова. Педиатр склонился над Люсьеном и приподнял ему веки:
– Черт…
– Что?
– Мидриаз. Зрачок расширен.
Возникла короткая пауза. Пожарный удалился. Техника неотвратимо приближалась.
– О'кей. – Педиатр наконец принял решение. – Полное обезболивание. Где рация?
Пока его коллега и фельдшеры выполняли предписание, он связался с больницей:
– Новые данные о пострадавшем в дорожной аварии. Готовьте операционную в неврологии. Более чем вероятна гематома мозговых оболочек. Повторяю: ГМО в одном из полушарий! – Он сделал паузу. – Понадобится вмешательство нейрохирурга и лечение ушиба мозга… – Еще пауза. – Да не знаю я! Точно могу сказать одно: мидриаз мы уже имеем. Черт, малышу нет и семи! Дагер. Нам нужен Дагер! Никто другой не справится!
Снова появился пожарный. Врач «скорой» коротко кивнул, и через несколько секунд их опять окружили. Санитары обложили мальчика войлочными одеялами и холщовыми подушками. Ножи домкратов въехали под раму грузовика.
– Вы должны отойти, – шепнул Диане спасатель.
Она бездумно кивнула и бросила последний взгляд на сына: обложенный одеялами Люсьен лежал между деревянными щитами, в тряпичных очках – глазной повязке.
В палате раздался пронзительный свист. Диана подскочила. Почти мгновенно появилась сестра и, даже не взглянув на молодую женщину, подвесила к металлической стойке новый пакет хлористого натрия и подсоединила его к капельнице.
– Который час?
Медсестра обернулась. Диана повторила свой вопрос:
– Который сейчас час?
– Девять вечера. Я думала, вы ушли, мадам Тиберж.
В ответ Диана только головой покачала. Она закрыла глаза, но под веками тут же началось жжение, как будто даже минутный отдых был ей заказан. Медсестра испарилась.
Диана снова погрузилась в воспоминания.
* * *
– Вы уверены, что не хотите поговорить у меня в кабинете?
Диана смотрела на стоявшего перед негатоскопом Эрика Дагера. На подсвеченном стекле были размещены рентгеновские снимки и сканограммы мозга Люсьена, бросавшие блики на лицо хирурга.
Она покачала головой и произнесла бесцветным голосом:
– Как все прошло?
Операция длилась больше трех часов. Врач сунул руки в карманы халата:
– Мы сделали все, что могли.
– Прошу вас, доктор. Мне нужен четкий и точный ответ.
Врач не отводил от нее взгляда. Все, с кем говорила Диана, заверили ее, что Дагер – лучший нейрохирург больницы имени Неккера. Виртуоз, вытащивший десятки детей из безвозвратной коматозной пучины.
– В результате аварии у вашего сына образовалась гематома твердой мозговой оболочки. Пузырь с кровью в правом полушарии. – Он указал на один из снимков. – Мы вскрыли височную зону, чтобы получить доступ к гематоме, убрали сгустки крови и «заварили» все сосуды, произведя так называемый гемостаз. Мы закрыли прооперированный участок и поставили вытяжной зонд, через который будем отсасывать кровь. В этой части все прошло идеально.
– В этой части?
Дагер подошел ближе к экрану. Диана не взялась бы определить точный возраст хирурга – ему могло быть и тридцать и пятьдесят лет. Угловатое лицо было иссиня-бледным, но больным он не выглядел: казалось, что от него исходит внутренний свет. Хирург постучал пальцем по снимку:
– Есть еще одна проблема. У Люсьена двусторонний ушиб мозга, и тут мы почти бессильны.
– Какие-то участки серьезно пострадали?
Хирург сделал неопределенный жест:
– Мы не знаем. Сейчас нас больше волнует другое. Мозг, как и все остальные части человеческого тела, после удара отекает. Но черепная коробка закрыта, и никакое расширение этой емкости невозможно. Если мозг будет слишком сильно сжат стенками черепа, он не сможет выполнять жизненные функции и погибнет.
Диана покачнулась и вынуждена была опереться о стол. На бледном лице врача плясали синеватые блики от негатоскопа. Жара и мерцание ламп дневного света делали обстановку в помещении невыносимой.
– Вы… вы ничего не можете сделать?
– Мы поставили вторую дренажную трубку, чтобы постоянно контролировать внутричерепное давление. Если оно будет расти, мы откроем канал и откачаем несколько миллилитров спинномозговой жидкости. Это единственный способ.
– Но мозг ведь не может расширяться до бесконечности?
– Нет. Конечно нет. Мы должны будем очень внимательно следить за состоянием Люсьена, чтобы не допустить ухудшения, пока все не войдет в норму.
– Доктор, прошу вас, ответьте откровенно: Люсьен… он… мой сын может выкарабкаться? Выйти из комы?
Дагер снова сделал неопределенный жест:
– Да, если быстро снизится внутричерепное давление. В противном случае битва будет проиграна. Мозг погибнет.
В кабинете повисла тишина.
– Нужно ждать, – заключил Дагер.
И Диана ждала – вот уже девять дней.
Девять вечеров подряд она в конце концов возвращалась к себе на улицу Валетт рядом с площадью Пантеона. Беспорядок в доме был отражением ее беспомощности и одиночества.
Она пересекла центральный двор. Территория больницы с множеством корпусов, магазинчиков и часовней напоминала городок. Днем здесь царило обманчивое оживление, и родственникам пациентов почти удавалось забыть о болезнях и борьбе со смертью. Но по ночам, когда на больницу опускались тишина и одиночество, здания обретали загробное высокомерие, словно их обступали страх, недуги и небытие. Диана вступила на последнюю аллею, которая вела к высоким воротам.
– Диана…
Она остановилась и прищурилась, вглядываясь в темноту.
В круге света от фонаря на газоне выделялась темная фигура ее матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15