А он оказался невероятно нежным и милым. Несмотря на повадки дикаря – он ел руками, не любил мыться, прятался, как только приходил кто-нибудь чужой, – мальчик проявлял восхищавшие молодую женщину восприимчивость и интуицию.
К чему себя обманывать? Люсьен был именно таким ребенком, какого она сама хотела бы произвести на свет.
Все, что так восхищало Диану в мальчике, соединялось в особом ритуале – пении и танце, которыми она могла наслаждаться бесконечно. Будь то ради игры или по природной склонности, но ее приемный сын предавался этим занятиям при малейшей возможности. Обнаружив страсть Люсьена, Диана купила ему ярко-красный кассетник с лимонно-желтым пластмассовым микрофоном. Малыш записывал свои выступления, аккомпанируя себе на импровизированных барабанах. Гвоздем номера становился оригинальный танец. Он неожиданно вытягивал ногу под прямым углом, ощупывал пальцами невидимую завесу, потом резко поворачивался, чтобы закружиться вокруг своей оси в другом ритме. Его маленькая фигурка съеживалась, наклонялась, откидывалась, раскрывалась, как крылья жука, изгибаясь в такт барабану.
Во время одного из таких вот неистовых выступлений Люсьена Диана осмелилась признаться себе, что совершенно счастлива. За три недели она достигла такой безмятежной ясности, такого мира в душе, какие не надеялась обрести и за много лет. Впервые за всю жизнь Диане удалось сделать что-то для самой себя.
И в этот миг она заметила красную мерцающую дату на своем кварцевом будильнике. Понедельник, 20 сентября. Возможно, все устроилось как нельзя лучше, но неумолимо надвигалось страшное событие. Ужин в гостях у матери.
6
Тяжелая бронированная дверь открылась, и на пороге возник хрупкий женский силуэт.
Падавший из вестибюля свет окружал ее голову золотистым ореолом. Диана, вытянувшись в струнку, застыла на пороге. Люсьен спал у нее на руках. Сибилла Тиберж шепнула:
– Он спит? Входи. Дай мне на него взглянуть.
Диана собиралась шагнуть в вестибюль, но из гостиной донеслись голоса, и она замерла:
– Вы не одни?
На лице ее матери отразилось смущение:
– Шарль давно задумал этот ужин, так что…
Диана повернула назад, к лестнице. Сибилла остановила ее, схватив за руку.
– Куда ты? Ну что за безумие? – Как всегда, она попыталась смягчить властность тона нарочитой нежностью.
– Ты обещала мне ужин в семейном кругу.
– Некоторые обязательства невозможно нарушить. Не будь идиоткой. Входи.
На площадке царил полумрак, но Диана ясно различала фигуру матери. Сибилле исполнилось пятьдесят пять лет, но она по-прежнему напоминала русскую красавицу с советского агитплаката: кукольное личико, светлые брови, пышные золотистые волосы. Шелковое китайское платье с узором из переливчатых птиц на черном фоне подчеркивало тонкую круглую талию. Низкий вырез открывал безупречную грудь (безупречную от природы – это Диане было доподлинно известно). Сибилле пятьдесят пять, но она не утратила ни грана чувственности, и Диана внезапно почувствовала себя худой и нескладной как никогда.
Обреченно пожав плечами, она последовала за матерью, лишь прошептав:
– Заговоришь за столом о Люсьене – убью.
Сибилла кивнула, проигнорировав грубость дочери. Они прошли по длинному коридору, миновали просторные, хорошо знакомые Диане комнаты. Экзотическая мебель отбрасывала тени на огромные ковры-килимы. Белоснежные стены испещрены яркими пятнами полотен современных художников. Во всех углах, нишах и на низких столиках – изысканные дорогие лампы с приглушенным светом.
Сибилла приготовила для Люсьена белую деревянную кровать в светлой спальне, отделанной шелком и тюлем. Диана вдруг испугалась, что ее мать увлечется ролью бабушки, но решила согласиться на перемирие, похвалила убранство комнаты и осторожно уложила Люсьена. Они постояли рядом, любуясь спящим ребенком.
Впрочем, Сибилла сразу же вернулась к привычной светской болтовне и предупреждениям насчет ужина. Диана не слушала. На пороге гостиной Сибилла обернулась, окинула взглядом наряд дочери, и на ее лице отразилось смятение.
– Что такое? – спросила Диана.
На ней был коротенький свитер, широченные холщовые брюки на бедрах и пиджачок из синтетических черных перьев.
– Что? – повторила она. – В чем дело?
– Ни в чем. Я только сказала, что твоим визави будет министр. Член правящего кабинета.
Диана пожала плечами:
– Мне плевать на политику.
Сибилла снизошла до улыбки и открыла дверь в гостиную.
– Будь вызывающей, забавной, даже глупой. Будь какой захочешь. Но давай обойдемся без скандала.
Гости, расположившись в креслах, обитых шелком золотисто-охряного цвета, потягивали коньяк. Пожилые седовласые мужчины громко переговаривались. Их супруги, затаившись, вели безмолвный поединок, прикидывая, сколько лет их разделяет, словно годы были рвами, кишащими крокодилами. Диана вздохнула: вечер обещал быть смертельно скучным.
Она подумала, что ее мать так и не отделалась от своих маленьких пристрастий. Где-то тихо звучала музыка «Led Zeppelin» – со времен бурной молодости Сибилла слушала только тяжелый рок и джазовые импровизации. На столе лежали приборы из стеклопластика – у Сибиллы была аллергия на металл. Диана точно знала, что главным в меню будет сладко-соленое блюдо с медом: мать приправляла им любую еду.
– Девочка моя! Иди поздоровайся со мной!
Диана улыбнулась и направилась к распахнувшему ей объятия отчиму. Коренастый Шарль Геликян напоминал персидского царя. У него было смуглое лицо и узкая бородка от уха до уха. Курчавые волосы, венчиком окружавшие череп, напоминали грозовые тучи и удивительно гармонировали с темными глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15