Он взялся за ручку дверцы, не нажимая на нее, положил пистолет на ногу, поднял голову. Черт побери, она же племянница Обри!..
В дверях появилась тень, на мгновение замерла. Потом сердитый голос Сэма:
– Я тебе плачу не за перекуры, а за обслуживание посетителей и мытье посуды. Или ступай в зал, детка, пли ты больше здесь не работаешь!
От восхищения Хайда аж ударило в пот. Кэтрин, как вспугнутый кролик, дернулась к двери. Мужчина сделал движение, словно пытаясь ее удержать. Хайд нажал на ручку дверцы, почувствован, как в щель хлынул прохладный воздух.
Удостоверение.
– Полиция, – в замешательстве пробормотал мужчина.
– У вас к ней что-нибудь имеется?
– Я... лишь задал ей несколько вопросов, приятель Мы кое-кого разыскиваем...
– Ступай, в зал, девочка! – повторил Сэм. Хайд открыл дверцу пошире – теперь фигура сотрудника ЦРУ виделась будто в рамке – и прицелился в центр темного силуэта его груди. Глушители нет, надо учесть, но решение уже принято. Проклятая племянница Обри... Кэтрин кивнула, раздавила ногой сигарету и, тряхнув головой, зашла в дверь. Тень ее в коридоре становилась все меньше, пока не исчезла совсем. – Кого ищешь, приятель? – продолжал Сэм. – Ты из полиции нравов?
– Нет, расследую убийства.
– Тут никого не убивали... по крайней мере, сегодня вечером – пока еще, – заметил Сэм.
– О'кей. Слушай меня. Кто-нибудь, кого ты не знаешь, мужчина и женщина, придет к тебе вечером, мы в машине там, впереди. Ты дашь нам знать, а?
– О'кей. Вы их ждете?
– Может быть.
– Мужчина и женщина, так? Молодые, старые?
– Скорее молодые. Женщина одного роста с мужчиной. Он тощий, похож на оборванца. У нее длинные волосы, такая модная, понятно?
– Дремать не буду. Слушай, а почему я тебя не знаю?
– Новый наряд. Да и я новичок, – поворачиваясь, чтобы уйти, и макнув рукой, ответил сыщик. – Обязательно дай знать. Если мы их увидим, а ты нет, тебе не поздоровится. Понял?
– Само собой. Зачем нарываться на неприятности? – Сэм огляделся, передернул плечами и повернулся к двери.
Ночной ветерок приятно холодил лоб. Тень уходившего, увеличиваясь в размерах, постепенно исчезала по мере того, как тот приближался к Бродвею. Вновь засияли огни города, только над заливом было черно.
На этот раз женщина, да и он, уцелели только чудом. Они знают о клубе, стараясь здраво рассуждать, подумал он. Вероятно, знают и о плавучем домике: будут там ждать...
Она стояла в дверях, разъяренная, словно тигрица.
– Где тебя черти носили, ты, ублюдок?
Позади нее, с презрением глядя на него, стоял Сэм.
– Ждал в машине, – выкрутился он. – Тебе же ничего не грозило.
– Ты подонок! – крикнула она, дрожа от ярости.
– Если им известно о Сэме, им известно о твоем отце, – нажимал он, злясь на себя самого. – Они возьмут под наблюдение и плавучий домик. Понимаешь? Если я, черт возьми, еще нужен тебе, что будем делать дальше? Теперь думай ты!

11
Бремя преданности

Па кремлевской набережной выпавший за ночь снег под ногами прохожих превратился в жидкое месиво. Прябин шагал, пряча озябшее лицо, изо рта валил пар. Сзади следовали два прикрепленных к нему охранника. В конце-то концов они пока еще полагались ему по должности! Вызов в Москву не означал, что его ждет лишь понижение. Заместитель председателя, хотя и в общих чертах, но весьма положительно отозвался о его идее создания новой цепочки, пусть даже она родилась у него в голове в процессе отрывочных импровизаций. По телу пробегал озноб, скорее от чувства облегчения, чем от холода. Во всяком случае идея неглупая – именно такая, какую ждали от него, одаренного молодого генерала.
Голубовато-серое небо, тусклая серая поверхность реки, привычно строгие громады башен и куполов кремлевских дворцов и церквей. Он поскользнулся, но удержался на ногах – даже хорошее чувство равновесия, казалось, говорило о его везении. Он испытывал удовольствие от хорошего настроения: больше не нужно скользить по тонкому льду. Улыбнулся. Прябин ожидал, что его станут допрашивать, ругать, назначат мелкой сошкой куда-нибудь подальше от Центра. Но Центр сам находился в состоянии шока из-за внезапной ликвидации стокгольмской цепочки и ареста Лескомба и надеялся, что он восстановит агентуру, связи... и он оправдал их ожидания.
Все, что требуется теперь, внушал он себе, так это чтобы, черт возьми, привести проклятую штуку в действие! Мысль эта не омрачала хорошего настроении.
Уже завтра он будет снова сидеть у себя в лондонском кабинете, по-прежнему резидент. Оглянувшись на охранников, увидел, что они остановились. К ним подошли несколько человек в шапках и пальто с меховыми воротниками, незнакомые, но он знал, кто они такие. Тоже охранники. Чьи?..
Прябин заметил худое лицо и тощую фигуру в слишком большой шапке, в запотевших от дыхания очках, раздраженного и в то же время несколько расстроенного...
Он узнал Диденко, московского партийного – бывшего московского партийного – руководителя, заметил настороженность своих охранников, когда те остановились, здороваясь с его охранниками, которых, казалось, не беспокоило, что Диденко может проявить недовольство. Вчера вечером по телевидению объявили, что он освобожден от работы из-за плохого состояния здоровья, вызванного переутомлением. Эту новость заслонило охватившее Прябина по возвращении из Центра, где одобрили его план, чувство облегчения. Диденко не выглядел больным. Несколько побледнел, но двигался легко, на привычно сутулой тощей фигуре, как всегда, мешком висело пальто. Вчера вечером Прябин не придал значения сообщению о его отставке, по теперь оно так или иначе представилось ему важным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157