Перед сном я зашел к Константину Ивановичу и в разговоре все на ту же тему почувствовал в его рассуждениях признаки повышенной озабоченности, настороженности по целому ряду позиций. Однако, зная, что ему всегда свойственно возрастающее беспокойство за все аспекты подготовки по мере приближения дня игры, я принял это как должное. Одним словом, явных поводов для обнаружения трещин в единстве действий триумвирата не ощущал.
Только уже в Москве стало ясно, что Лобановский и Бесков индивидуальности несовместимые: оба абсолютно неуступчивы в своих взглядах на футбол, что создание триумвирата было обречено на раскол. Его успешное влияние на дела сборной команды осенью 1981 года – медовый месяц, не больше. Испанская действительность обнажила невалентность «молодых» – развод несговорчивых натур предопределялся сложностью футбольного существования вообще и текущего момента в частности.
Но все это было потом, когда по приезде в Москву шла критическая пальба по триумвирату со всех бастионов. А пока мы с Лобановским подъезжали к «Перелло», еще полные надежд.
Наступил день решающего матча. Мы отправились в Барселону с большим запасом во времени. Побродили по городу и загодя пришли на стадион, заняв стоячие места за нашими воротами, совсем близко – несколько метров – от лицевой линии.
Несмотря на предпочтительное, казалось бы, предстартовое преимущество польской команды, большинство прогнозистов высказывалось, что одолеют все же наши. Не хотелось верить, что пресловутый ноль станет итогом атакующих усилий, которые, как ожидалось, в самой неукротимой форме проявит советская сборная.
Предупреждение руководителей, адресованное футболистам, о том, что игра должна носить джентльменский характер, совсем не звучало призывом к ограничению наступательных действий. Наоборот, настойчивое стремление к победе, без непозволительной грубости и есть самое благородное поведение в спортивной борьбе. Так что мнение о том, что это предупреждение размагнитило наших футболистов и было, мол, на руку польской команде, безосновательно. Я больше склонен к мнению, что на психологию игроков повлияло преждевременное удовлетворение достигнутым – то самое, которое присутствовало в тональности собеседования и «висело» в атмосфере во время моего пребывания на гасиенде.
Так или иначе, но благородной ярости в атакующих действиях команды, одержимости вести борьбу «без забрала» не ощущалось. Самое обидное заключалось в том, что желание одержать победу было налицо… но одухотворенного единства в действиях не было. Эпизодические вспышки Блохина или Гаврилова без завершающих ударов по воротам гасились мощной обороной противника. Бесперспективность в достижении цели тем больше возрастала, чем меньше оставалось времени до окончания встречи. Вот и кончилось все тем, что в очередной раз наши не забили столь необходимого гола!
Таким образом, на мировом фестивале на Пиренеях наш флагман в начале выступал эффективно и по внешнему выражению и по результативности, а финишировал, говоря языком конников, сбросив вожжи, бездуховно поспешая в ходе своего последнего матча.
Критики, анализируя итоги выступления сборной на XII чемпионате мира, именно в отсутствии сплоченности усматривали главный недостаток. Однако, соглашаясь с общей неудовлетворительной оценкой итогов на испанских полях, нельзя, анализируя четырехлетний цикл, перечеркивать реальные успехи, достигнутые этим коллективом к осени 1981 года.
Следует помнить, что досрочной победой в отборочном турнире команда прервала затянувшуюся полосу неудачных попыток участия советского футбола в финальной стадии. Что именно она восстановила веру в наш футбол. Что она придала игре наступательную направленность, обещающую дальнейший тактический прогресс. Что большая группа молодых – Дасаев, Чивадзе, Балтача, Сулаквелидзе, Бессонов, Демьяненко, Родионов, Черенков – получила возможность приобрести богатый опыт, укрепить свою морально-психическую конституцию, повысить степень уверенности в своих силах. Добавлю и то, что международный престиж нашего футбола после достойной игры со сборной Бразилии на старте чемпионата явно возрос.
Можно было бы назвать еще несколько положительных моментов, остановиться на технико-тактических действиях игроков, звеньев, команды в целом, что мог бы сделать дотошный адвокат от футбола. Но я такой цели не преследую, говорю только о том, что представляется объективно очевидным, на чем сошлись все наши тренеры на симпозиуме в Ллорет-де-Мар…
Председатель тренерского совета Федерации футбола СССР (а я продолжал занимать эту общественную должность) не мог стоять в стороне от забот, связанных с деятельностью сборной команды. Поиск причин неудовлетворительного итога принял в ту пору характер стихийного явления. Редакции газет утопали в негодующих письмах на тему, которую правильнее всего объединить щедринским выражением – о головотяпстве.
Пишу об этом по той причине, что лично на свой адрес получил огромное количество корреспонденции и как автор, согласившийся ответить, получил доступ к большому количеству писем редакции газеты «Советская Россия».
Ясно обозначался бурлящий лейтмотив подавляющего большинства писем – народное негодование по поводу безволия, проявленного флагманом. Критический поток смыл триумвират и вызвал перемену в составе тренерского руководства. В сентябре на облучке экипажа сборной команды с волоками в руках восседал уже один Лобановский, а Бесков попросил освободить его от занимаемой должности, чтобы сосредоточиться на решении «спартаковских проблем».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87