Сюда приходили мальчишки в поисках партнеров для игры.
Разговор был лаконичным и выразительным.
– Соткнемся?
– Вас сколько?
– Нас шестеро.
– А нас семеро.
– Шесть на шесть. Без рефери, на совесть.
После окончания диалога двух «капитанов» бродячих групп подростков, встретившихся на обширной пустующей площади, устанавливались ворота из головных уборов и ранцев, и начиналась азартная игра. Она велась на самых джентльменских началах, иногда обрастая дополнительными условиями, как, например, «три корнера – пендель!», что вызывало увеличение поводов для спора: «был ли корнер?..» Такие свободные школы постижения игры, не связывавшие мальчишек никакими методическими установками – сколько хочешь, столько и «стыкайся», – возникали на незастроенных пустырях, площадках, полянах. В дореволюционной Москве их было полно. Именно эти стихийно возникавшие содружества позволяли мальцу формировать свою футбольную личность не по образу и подобию смоделированной командной единицы, а следуя инстинктивному влечению. Все «звезды» ранних поколений нашего футбола прошли школу воспитания «диким» футболом.
Я на Ходынку еще не бегал, старшие братья, Николай и Александр, не брали с собой – молод. Однако я зря время не терял и нашел популярный у мальчишек всех поколений способ разрядки «мышечного нетерпения». Во дворе нашего дома, на задней стенке деревянной уборной я намалевал кармином футбольные ворота, а напротив, на дощатом заборе, другие. Краски не жалел и очень любовался своим стадионом. Был приготовлен и мяч. Разумеется, не настоящий, а сделанный из длинного материнского чулка, туго набитого газетами и крепко, поверху, обвязанного бечевкой. Бутсы еще и во сне не снились: мальчишки играли только босиком.
Я едва успел установить чулковый мяч на «пенальти», как с улицы вошли во двор дядя Митя и отец. Помню, как возмутились они, увидев красные штанги на сером дощанике.
Я почувствовал, что наказание за размалевку стен во дворе неотвратимо. На этот раз, однако, отделался легко. Меня поставили в угол за печкой на колени на два часа. Праздничное настроение улетучилось. Пришли прозаические будни.
Навсегда запомнилось томление духа, когда я стоял на коленях в своем застенке. Время будто остановилось на эти два часа искупления проступка.
Я отбыл наказание «от звонка до звонка». Просить досрочного освобождения – «пап, прости, я больше не буду» – не позволяла ребячья амбиция.
С того и начались мои ежедневные тренировки в ударах по намалеванным воротам на дворовом поле. Семьдесят лет прошло, а я отчетливо слышу звучный шлепок самодельного мяча в заборную стенку и вижу клочки газет, вылетающие из прохудившегося чулка. Это время стало точкой отсчета в памяти моего детства. «Цусимские» футбольные события материализовались через шерстяной чулок и газетную бумагу в некий сакраментальный образ, постоянно присутствующий в моей душе.
Вскоре, когда я пошел в школу, то по дороге туда и обратно – около двух километров – вместо чулочного мяча гнал перед собой все, что можно было ударять ногой – льдышку зимой, камешек летом. Привычка укоренилась настолько, что отец обратил внимание на быстро снашивающиеся возле носка ботинки. Я затаился: на ворчливо-укоризненное замечание – косолапый, мол, – не ответил. «Дриблинг» же по тротуарам и мостовым всевозможных мелких предметов – пуговиц, пряжек – неизменно продолжал «от калитки до калитки». Допускаю, что мною руководил инстинкт ориентирования на отдаленную цель, к которой я подсознательно стремился уже в ту пору…
До 1909 года московский футбол развивался стихийно. Вот как вспоминает о футболе начала века первый тренер сборной Москвы, сам когда-то игрок сборной команды России М. Д. Ромм в своей книге «Я болею за „Спартак“.
«Футболисты переодеваются, сидя прямо на земле. Это наша команда „Быково“ и гости из Сокольников, две единственные русские команды в Москве. В Сокольниках, на Ширяевом поле, есть площадка и даже ворота с сетками, правда, не веревочными, а сплетенными из узких жестяных полос. Думается, что это была единственная пара ворот в Москве».
Количество команд из года в год росло, но никто их не учитывал, и «состязались» они в самодеятельном порядке, кто с кем сумеет договориться. Информация о состоявшихся встречах была, так сказать, изустная. Никаких отчетов или тем более обзоров не печаталось. Печать не находила места для публикации материала о таком «вздоре», а спортивной прессы тогда вообще не было. Правда, выходил журнал под названием «Русский спорт», но он принадлежал коннозаводчикам, в нем публиковались главным образом родословные знаменитых скакунов и рысаков, для других видов спорта оставалось микроскопическое место, где две-три строчки перепадало игре под рубрикой «Фут-болъ».
К концу первого десятилетия нашего века отдельные спортивные клубы стали принимать организационные формы: были созданы выборные органы – правление, установлен порядок записи в члены клуба и размер обязательных членских взносов, утвержден устав с правилами и обязанностями членов клуба. При них и создавались первые футбольные команды столицы.
Наиболее популярными клубами были Замоскворецкий клуб спорта – ЗКС, построивший стадион на Большой Калужской улице; «Унион» в Самарском переулке, соорудивший спортивную площадку с футбольным полем и теннисными кортами; в Петровском парке обосновался Московский клуб лыжников – МКЛ; на Стромынке – Сокольнический клуб лыжников – СКЛ; на Ширяевом поле в Сокольниках появился кружок футболистов «Сокольники» – КФС.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87