Я перепробовал множество способов склевать еду, но ничего не добился и решил про себя, что лучше уж смерть, чем смертельный голод, но, как только я так решил, клюв у меня заменился ртом, еда исчезла, а кувшин с моим телом, вставши на дно, куда-то поехал, хотя все духи тоже исчезли и двигать кувшин было вроде бы некому. Вскоре я оказался на перекрестке дорог, вернее, не дорог, а пеших тропинок – их было несколько, и они пересекались, а я стоял в кувшине на перекрестке, и вокруг перекрестка теснился лес, и до города было – одна треть мили. И я простоял там до самого утра.
Около восьми часов поутру к перекрестку пришли все духевы и духи, все дети и старики Девятого города, и они пригнали двух овец и двух коз и целую стайку домашней птицы. Как только они оказались на перекрестке, они первым делом столпились вокруг меня, а потом стали петь и хлопать в ладоши, звякать колокольцами и бить в барабаны, а потом сплясали ритуальную пляску – она продолжалась несколько минут, – забили птицу и домашних животных, которых пригнали для этого к перекрестку, и полили мне голову жертвенной кровью. Вот полили они мне голову кровью, а мясо животных поджарили на костре и дали мне есть, и я его ел. И повадились они приходить раз в три дня, и молились передо мной, как будто я бог. Но звон их громких ритуальных колокольцев отзывался болью у меня в голове, а кровь жертвенных животных сгнивала, и моя голова очень гнусно пахла. Грузные духи молились передо мной, как будто я бог, по четыре часа и скармливали мне мясо убитых животных, так что я больше не чувствовал голода.
Да! Каждый, кто вступает в Лес Духов, неминуемо подвергается суровым карам – и вот, меня бичевали дожди, а когда их не было, иссушало солнце или знобил ночной ветерок, потому что я не мог уйти с перекрестка. А ночами звери из окрестных лесов сходились на перекресток, рассаживались кругами и дивились моей устрашающей голове, или к перекрестку подползала змея и заглатывала меня, начиная с головы, но кувшин проглотить не могла, и давилась, и отрыгивала на землю, и уползала прочь, а я не спал ни единой минуты, потому что все время боялся зверей или же задыхался в чреве змеи, когда она норовила меня проглотить. А утром ко мне сбегались из города свиньи, овцы, козы и собаки, чтобы с изумлением на меня смотреть, как на чудовище, или страшное чудо, потому что я показался бы чудовищно устрашающим любому самому храброму существу в те мучительные для меня времена. Ну вот, а домашние животные из города сначала смотрели на меня неподвижно, словно бы скованные немым изумлением, но потом свиньи начинали хрюкать, стараясь подрыть и уронить мой кувшин, козы и овцы принимались блеять и лягали меня по свешенной голове, а собаки с лаем подскакивали ко мне, съедали остатки жертвенного мяса и слизывали кровь с моей головы – рук-то у меня не было, чтобы их отогнать. А днем к перекрестку являлись духи, и мне опять не удавалось уснуть.
Вскоре молва обо мне в кувшине на скрещении тропок облетела весь Лес, и многие духи из других городов постоянно пытались меня украсть, потому что видели во мне бога.
Речные духи и речное празднество
Однажды около двух часов ночи множество духов явилось на перекресток, и они запихали меня в мешок, который специально для этого принесли. Запихали они меня, значит, в мешок, и один из них положил мешок себе на голову и ну улепетывать в город к реке, потому что они – Речные духи. (Они меня просто украли с перекрестка – для себя, или в свой собственный город.) Достигши города, они меня вынули, чтобы предъявить Наистаршему Старейшине, который сидел на особом стуле у ног до ужаса страшного бога – самого могучего, как им казалось, из всех богов их Речного Города. И вот меня предъявили Старейшине, потому что он, а никто другой повелел своим духам украсть меня с перекрестка, когда получил обо мне информацию. Как только я предстал перед их Старейшиной, он приказал привести барана, убил его и полил мне голову кровью, а моя голова была преогромной и страшного вида, даже если без крови. Когда голова как следует окровавилась, они зажарили мясо барана и лучшие куски положили передо мной. Они положили их, чтобы я ел, но, едва я стал есть, до ужаса удивились и страшно обрадовались, потому что их боги никогда не ели, не могли дышать, были не в силах пошевелить головой или подать какие-нибудь сигналы. Но поскольку эти Речные духи люто ненавидели Небесного Бога и очень любили Земных Богов, то, когда замышлялось важное дело, Старейшина сразу же обращался ко мне, и, если я показывал кивком головы, что одобряю дело, он его разрешал, а если я просто помахивал шеей, или показывал неодобрение делу, Старейшина сообщал своим приближенным, а те говорили всем остальным, что дело не одобряется, и оно запрещалось. Старейшина был у меня переводчиком, и только он благодаря его титулу мог обращаться прямо ко мне.
Речные – они же Ехидные – духи признали меня своим главным богом и выстроили мне однокомнатный дом, где я стоял посредине комнаты, а они приходили передо мной молиться, или преклоняться, и приносили жертвы. Я кормился мясом жертвенных животных и пил их кровь, когда меня окропляли, потому что воды мне никто не давал, а человеку надо утолять жажду. Но кровь, которой меня кропили, привлекала бессчетное количество мух, и они покрывали мне шею и голову вечножужжащим несгоняемым слоем – рук-то у меня не было, чтобы их отгонять, – и порой Старейшина, придя ко мне в дом, не мог понять, где стоит мой кувшин, пока не сгонял с меня мух метлой.
Прошла неделя моей жизни в их городе, и вот все они собрались на праздник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37