На сей раз это было назначение в Московское областное отделение Второго главного управления, где он провел четыре года, приобретя прекрасную репутацию как толковый референт, добросовестный следователь и жесткий специалист по ведению допросов. И действительно, он настолько преуспел в этом деле, что написал работу, получившую высокую оценку и обеспечившую ему перевод в штаб-квартиру Второго главного управления.
С тех пор он не выезжал из Москвы, покидая штаб-квартиру только при работе против ненавистных американцев, держа под наблюдением их посольство и устраивая слежку за дипломатическим персоналом. Одно время он целый год проработал в следственном отделе, прежде чем перейти обратно во Второе главное управление. Старшие офицеры и инструкторы не поленились отметить в его личном деле его страстную ненависть к англоамериканцам, евреям, шпионам и предателям, а также необъяснимую, но в рамках допустимого, жестокость при допросах.
Генерал закрыл досье и улыбнулся. Он нашел своего человека. Если требуются быстрые результаты, то полковник Анатолий Гришин – именно тот, кто ему нужен.
Из оставшихся тринадцати повезло одному – или он оказался достаточно ловок. Сергей Бохан был офицером советской военной разведки, работавшим в Афинах. Ему срочно приказали вернуться в Москву на основании того, что у сына сложности с экзаменами в военной академии, где тот учился. Однако через друзей он узнал, что сын учится прекрасно. Нарочно опоздав на заказанный рейс домой, он обратился в отделение ЦРУ в Афинах, и его поспешно вывезли оттуда.
Остальные двенадцать были схвачены. Некоторые на территории СССР, другие за границей. Последним приказали вернуться под различными предлогами, которые все были ложными. Всех арестовали сразу же по прибытии.
Бояров сделал правильный выбор: все двенадцать были добросовестно допрошены, и все двенадцать сознались. Альтернативой для них был только еще более добросовестный допрос. Двое через несколько лет бежали из лагеря и теперь живут в Америке. Остальные десять прошли через пытки и были расстреляны.
Глава 5
Примерно посередине Сент-Джеймс, небольшой, с односторонним движением улицы, ведущей к северу, находится ничем не отличающийся от других серый каменный дом с синей дверью. На доме нет вывески. Для тех, кто знает, что это за дом, найти его не составляет труда; те же, кто не знает, не испытывают побуждения войти в него и проходят мимо. «Брукс клаб» не афиширует себя.
Однако это любимое местечко, куда заходят промочить горло чиновники из Уайтхолла, находящегося неподалеку. И здесь 22 июля Джеффри Марчбэнкс встретился за ленчем с редактором «Дейли телеграф».
Брайану Уортингу было сорок восемь, и два года назад, проработав журналистом более двадцати лет, он получил предложение канадского владельца Конрада Блэка уйти из «Таймс» и занять освободившееся редакторское кресло. Его биография была биографией иностранного и военного корреспондента. В молодости он участвовал в освещении кампании на Фолклендах, его первой настоящей войны, а позднее в Персидском заливе, в 1990-1991 годах.
Марчбэнкс заказал столик в углу, достаточно далеко от других, чтобы его не подслушали. Не то чтобы кто-то мог даже и помыслить об этом – в «Бруксе» никому и в голову не придет подслушивать чей-то разговор, – но от старых привычек трудно отказаться.
– Кажется, я говорил у Спурнула, что работаю в министерстве иностранных дел, – сказал Марчбэнкс, когда они приступили к креветкам в горшочках.
– Да, что-то вспоминаю, – подтвердил Уортинг. Он испытывал большие сомнения в том, стоило ли вообще принимать это приглашение. Его день, как всегда, начался в десять и закончится после захода солнца, и трата двух часов на ленч – а всего трех, если считать дорогу от Кэнари-Варф до Вест-Энда и обратно, – должна была окупиться.
– Так вот, по правде говоря, я работаю в другом здании, чуть дальше по набережной, если идти от Кинг-Чарльз-стрит, и на другой стороне, – объяснил Марчбэнкс.
– А-а, – произнес редактор. Он знал все о Воксхолл-кросс, хотя никогда там не был. Возможно, ленч кое-что все-таки даст.
– Объект моего особого интереса – Россия.
– Не завидую вам, – сказал Уортинг, уничтожая последнюю креветку на тонком ломтике черного хлеба. Крупный мужчина, отличающийся большим аппетитом. – Катится к черту от нищеты, я полагаю.
– Что-то в этом роде. После смерти Черкасова следующим событием, кажется, станут приближающиеся президентские выборы.
Оба помолчали, пока молодая официантка ставила на стол бараньи котлеты с овощным гарниром и графин кларета – клиентам от ресторана. Марчбэнкс разлил вино.
– Это ясно само собой, – заметил Уортинг.
– Именно такова наша точка зрения. Коммунисты выдохлись за эти годы, чтобы вернуться к власти, а реформаторы дезорганизованы. И кажется, ничто не помешает Комарову стать президентом.
– А что, это так плохо? – спросил редактор. – Последний раз, когда я видел его, он, казалось, говорил разумные вещи. Исправить положение с валютой, остановить сползание к хаосу, прижать мафию. Все в таком роде.
Уортинг гордился прямотой своих высказываний, и порой его речь звучала резко.
– Вы абсолютно правы, звучит прекрасно. Но в нем все еще много загадочного. Что в действительности он намеревается делать? Каким именно образом он намерен это делать? Он заявляет, что презирает иностранные кредиты, но как он собирается обойтись без них? Точнее, не попытается ли он ликвидировать долги России, расплатившись ничего не стоящими рублями?
– Не посмеет, – сказал Уортинг. Он знал, что «Телеграф» имеет своего постоянного корреспондента в Москве;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167