Он промок, и это его совсем не забавляло.
Селия Стоун сбежала вниз по ступеням, кивнула охраннику у ворот, забралась в свой ярко-красный «ровер» и включила мотор. Когда машина подъехала к воротам «выезд», они уже раздвигались. Она выехала на Софийскую набережную и свернула налево к Большому Каменному мосту, направляясь на ленч с репортером из газеты «Сегодня». Она не заметила оборванного старика, который, с трудом волоча ноги, бросился было вслед за ее машиной. Она также не знала, что ее «ровер» был первым автомобилем, выехавшим в то утро из посольства.
Большой Каменный мост – самый старый мост через Москву-реку. В старину пользовались наводными понтонными мостами, их строили весной и разбирали зимой, когда лед становился достаточно прочным, чтобы по нему можно было ездить.
Мост так велик, что перекрывает не только реку, но и Софийскую набережную. Чтобы подняться на него с набережной, водитель должен повернуть еще раз налево и проехать с сотню метров до того места, где мост сравнивается с берегом, а затем, сделав полный разворот, въехать на наклонную часть моста. Но пешеход может подняться по лестнице с набережной прямо на мост. Так Заяц и сделал.
Он уже стоял на пешеходной части моста, когда мимо проехал красный «ровер». Заяц замахал руками. Сидевшая в машине женщина удивленно посмотрела на него и проехала дальше. Заяц отправился на безнадежные поиски. Но он помнил номерной знак и видел, как на северной стороне моста «ровер», повернув влево, влился в поток машин на Боровицкой площади.
Селия Стоун направлялась в паб «Рози О'Грейди» на Знаменке. Эта совершенно немосковская таверна действительно была ирландской, и здесь можно было подчас обнаружить в канун Нового года ирландского посла, если ему удавалось сбежать с официальных дипломатических приемов. В этом пабе также можно и пообедать. Селия Стоун предпочла встретиться с русским репортером именно здесь.
Она без труда нашла место для парковки сразу же за углом: все меньше и меньше русских могли позволить себе иметь машину и покупать для нее бензин. Поставив машину, Селия пошла пешком. Как всегда, когда около ресторана появляется явный иностранец, бездомные и нищие сбегаются со всех сторон, чтобы попросить на хлеб.
Перед отъездом в Москву она, как молодой дипломат, получила инструкции в министерстве иностранных дел в Лондоне, но реальность все равно каждый раз потрясала ее. Она видела нищих в лондонском метро и на улицах Нью-Йорка, бродяг, которые непонятным образом опустились на низшую ступень социальной лестницы. Но в Москве, столице государства, на которое наступал настоящий голод, эти несчастные с протянутыми руками, просящие денег или хлеба, еще не так давно были крестьянами, солдатами, служащими и торговцами. Ей вспоминались документальные кадры телевидения из стран третьего мира.
Вадим, огромного роста швейцар из «Рози ОТрейди», увидел ее издалека и бросился вперед, с силой оттолкнув нескольких нищих соотечественников, чтобы важный валютный клиент мог свободно войти в частный ресторан.
Возмущенная зрелищем унижения несчастных своим же соотечественником. Селия пыталась протестовать, но Вадим, отгородив ее своей большой мускулистой рукой от протянутых к ней ладоней, распахнул дверь ресторана и втолкнул ее внутрь.
Контраст между пыльной улицей с голодными нищими и пятьюдесятью посетителями, дружески беседующими между собой за ленчем с мясом и рыбой, потрясал Селию. Имея доброе сердце, молодая женщина всегда ощущала неловкость, когда завтракала или обедала в ресторанах. Царящий на улицах голод лишал ее аппетита. Перед симпатичным русским репортером такой проблемы не стояло. Он изучил меню с закусками и остановился на креветках.
Заяц, все еще упорно продолжая свои поиски, обошел Боровицкую площадь, надеясь увидеть красный «ровер». Он заглядывал во все улочки справа и слева, не мелькнет ли там красное пятно, но ничего не увидел. В конце концов он вышел на большую улицу, примыкавшую к дальней стороне площади. К его изумлению и радости, он обнаружил автомашину всего в двухстах метрах, за углом, недалеко от паба.
Ничем не отличающийся от терпеливой толпы нищих, Зайцев занял позицию недалеко от «ровера» и стал ждать.

Найроби, 1983 год
Прошло десять лет с тех пор, когда Джейсон Монк был студентом Виргинского университета, и хотя утратил связь со многими, кого тогда знал, он все еще помнил Нормана Стайна. Их связывала странная дружба – невысокого, но крепко сбитого футболиста из фермерского округа и совсем неатлетического сына доктора-еврея из Фредериксберга. Свойственные обоим чувство юмора и склонность к иронии сделали их друзьями. И если Монк обладал способностями к языкам, то Стайн был почти гением в области биологии. Он блестяще окончил университет на год раньше Монка и сразу поступил на медицинский факультет. Они поддерживали отношения, лишь посылая друг другу поздравления к Рождеству. Года за два до того, как Монк получил назначение в Кению, он случайно встретил в Вашингтоне своего друга, который в одиночестве сидел за столиком в ресторане, кого-то, видимо, поджидая. Им удалось поговорить полчаса, пока не появился компаньон Стайна. За это время они сумели обменяться новостями, хотя Монку пришлось солгать, сказав, что он работает на госдепартамент.
Стайн стал врачом, специализировался по тропической медицине, получил ученую степень и теперь радовался новому назначению с большими возможностями для исследовательской работы в армейском госпитале Уолтера Рида.
Полистав телефонный справочник, Джейсон Монк из своей квартиры в Найроби позвонил ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167