Тут и там на полу валялись старые мезузы, похожие на водяных жуков, но неподвижные. Вложенные в них кусочки пергамента уже давно обратились в прах. Мародеры были людьми темными и суеверными, они знали, что водяной жук служил бывшим обитателям дома религиозным фетишем, и, прежде чем снять деревянный дверной косяк, отдирали металлического жука отверткой, не желая выносить из здания злых духов.
Нынешние жители дома не знали ни языка, ни даже алфавита, которым были начертаны письмена на пергаментах, вложенных в мезузы. Никто из них даже понятия не имел, что слово «Шаддаи», изображенное на спинках жуков, – это одно из имен Господа, а крохотные пергаменты содержат отрывки из еврейской Библии (которую иные народности называют Ветхим Заветом), а именно, – шестую и одиннадцатую главы Второзакония:
«Слушай, Израиль: Господь Бог наш, Господь един есть. И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем своим, и всею душой твоею, и всеми силами твоими. И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем. И внушай их детям твоим и говори об них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая. И навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими. И напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих».
«Если вы будете слушать заповеди Мои, которые заповедую вам сегодня, любить Господа, Бога вашего, и служить Ему от всего сердца вашего и от всей души вашей, то дам земле вашей дождь в свое время, ранний или поздний; и ты соберешь хлеб твой и вино твое и елей твой; и дам траву на поле твоем для скота твоего; и будешь есть и насыщаться. Берегитесь, чтобы не обольстилось сердце ваше, и вы не уклонились и не стали служить иным богам, и не поклонялись им. Ибо тогда воспламенится гнев Господа на вас, и заключит Он небо, и не будет дождя, и земля не принесет произведении своих; и вы скоро погибнете с доброй земли, которую Господь дает вам. Итак, положите сии слова мои в сердце ваше и в душу вашу, и навяжите их в знак на руку свою, и да будут они повязкою над глазами вашими. И учите им сыновей своих, говоря о них, когда ты сидишь в доме твоем, и когда ложишься, и когда встаешь. И напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих. Дабы столько же много было дней ваших и детей ваших на той земле, которую Господь клялся дать отцам вашим, сколько дней небо будет над землею».
Давно уж нет тех людей, что прибивали крохотными гвоздиками к ореховым, дубовым и сосновым косякам заповеданные им слова. Давно уж нет детей их, которые, хотя и знали закон и язык, забыли о них либо наплевали на них. Давно уже перевелись люди, озабоченные приходом дождей или сбором хлеба; прошли те времена, когда трава на лугах принадлежала скоту. Давно уже не осталось людей, которые всерьез задумывались над словами предостережения, начертанного на сгнивших кусочках пергамента, на каком бы языке оно ни было написано. Давно уже людей не пугают ни гнев Господен, ни великая сушь, не волнует скоротечность бытия.
Пэми вышла из вагона на Сто двадцать пятой улице и пошла по темным переулкам, забитым спящими на земле людьми. Эти люди были намного здоровее бездомных бродяг Найроби и зачастую опаснее. Зная об этом, Пэми шла быстрым шагом, держа в руке нож и глядя прямо перед собой. Ее каблуки тревожно постукивали по растрескавшемуся асфальту.
Здание, в котором она жила вместе с братом Рашем – тот частенько называл себя братом, пускаясь в политические и религиозные авантюры, – стояло посреди квартала; одну сторону улицы занимали небольшие кирпичные многоквартирные дома, другую – остатки кирпичных стен таких же домов. Подъезд никогда не закрывался, поскольку дверь была украдена в незапамятные времена. Занятые квартиры располагались по двум вертикальным стоякам в углах у заднего фасада дома, где до сих пор сохранились старинные камины и дымоходы, а водопроводные трубы не замерзали благодаря теплу другого, отапливаемого здания, стоявшего впритык на задах. В кранах до сих пор была вода – никто не понимал почему, – но уж, конечно, об отоплении пришлось забыть, и зимой обитатели дома сжигали все, что можно было сжечь, в маленьких каминах, предназначенных для топки углем.
Пэми и Раш занимали две комнаты в квартире на третьем этаже. В одной из комнат валялся матрас, на котором спали, стояли картонные коробки, в которых держали пожитки, и керосиновая лампа, предназначенная для освещения и обогрева. Во второй стояли стол, несколько кресел и пластмассовые ящики из-под молочных бутылок, служившие сиденьями. И еще здесь было электричество, подаваемое через удлинитель (точнее говоря, через цепочку удлинителей), проведенный по вентиляционной шахте в соседнее здание, где проживал знакомый Раша. Плата за электричество составляла две изрядно урезанные дозы кокаина.
Раш проводил почти все время в комнате со столом и креслами. Он не был торговцем, но если в его руки попадали какие-нибудь товары, их судьба решалась за столом. Здесь же Раш обсуждал со своими обколотыми приятелями различные планы и аферы, которые, как правило, заканчивались ничем. За столом он ел и пил, а также еженощно подсчитывал заработок Пэми. В этой же комнате она давала ему ежедневный отчет о своих похождениях.
Пэми не понимала, зачем это нужно. Она знала о мужчинах, которые ловят кайф от рассказов своих женщин о том, как те трахаются с другими, но Раш был не из таких. Половые акты его не интересовали, к большому облегчению для Пэми. Создавалось впечатление, будто он ждет какого-то определенного события. Слушая рассказ, Раш кивал своей узкой темной головой и стрелял воспаленными глазами по сторонам, положив руки со сплетенными пальцами на обшарпанную деревянную столешницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109