– Наш человек! – произнес обрадованный Резник.
– Если только с карантином, – с сомнением произнес полковник, – эти вас насмерть загонят. Одно слово – орлы!
Посла выписали днем. За ним зашел барон Ла Мош – его правая рука и верный друг.
– Надеюсь, Шарль, вы подадите официальный протест? – спросил он, раздувая щеки. Граф озадаченно посмотрел на него.
– Барон, какой протест? Я по собственной глупости попал в этот переплет! Это все равно, если бы я погнался за ветром! Какой протест? Кому протест? – Ла Мош пожал плечами.
– Как знаете, граф, как знаете. Вы уверены, что в отношении вас не применялось силы либо принуждения?
– Абсолютно. Тем более, что я с завтрашнего утра начинаю заниматься с молодыми воинами, да и вам того советую – узнаете массу полезных вещей.
– Граф, я с пятилетнего возраста не расстаюсь с мечом, и ни один из этих вояк не сможет меня победить в честном бою – вот в чем я уверен на все сто! А для того, чтобы передвигаться с большой скоростью, существуют лошади.
Де Лавинье недоверчиво покачал головой.
– Зачем же вы, Арман, согласились сопровождать меня в этом путешествии? – барон остановился и хмуро улыбаясь заявил:
– Вы мой друг, Шарль. Как же я мог отпустить друга, да еще такого неисправимого романтика в столь дальние края?
Граф горячо пожал приятелю руку и, простившись с ним, поспешил к себе. Организм требовал пищи.
Вечером Норвегов вызвал к себе Андрея и приказал ему лично наблюдать за физзарядкой карантина, к которой должен был присоединиться посол.
– Это не значит, что нагрузки должны быть снижены – просто наблюдай, чтобы этот Лавинье не помер во время кросса. Я думаю, что три километра – для него нормально.
– Знаю, отец. Помню, как я умирал во время «трешки», а сейчас «десятку» каждое утро пробегаю. Настя было увязалась со мной, да надолго ее не хватило. Сказала, что это чистой воды идиотизм – бегать без нужды.
Полковник фыркнул.
– Может и этого посла надолго не хватит. Шутка ли: в шесть утра отрывать свою французскую задницу от перины и нестись по морозу как угорелый!
– Не шутка! – подтвердил Андрей. Ладно, посмотрим на него.
Утром Шарль бежал вместе со взводом карантина. Так, как возможности полноценного отбора были ограничены, на службу призвали всех, кого было можно: офицерских сынков, пацанов из слободы и даже двух-трех случайных «солдат удачи», прибившихся к городку.
«Пастухом» при карантине был Горомыко, гонял бойцов нещадно так что Андрей Норвегов даже жаловался отцу, командир лишь посмеялся.
– Ныть всякий горазд, а вот сержанта обставить – кишка тонка.
У вояк из карантина было то преимущества, что службу тянули они уже недели три, и поэтому успели привыкнуть к заутрени – «трешке» по пересеченной местности с забеганием в спортивный городок. Посол держался молодцом, но все-таки бежал в конце. Зато в спортивном городке он подтягивался и отжимался за троих – руки, с детства привычные махать мечом хозяину служили исправно. Резник в конце даже похвалил:
– Молоток, Шарль! Если разрешат тебе автомат повесить – отличный солдат получится.
Эта похвала, сделанная панибратски и без соблюдения приличий согрела сердце посла. Он был реалистом и понимал, что слова от чистого сердца не упаковываются в благозвучные формы. Он был по настоящему счастлив.
После обеда Шарль зашел в штаб и шокировал командира своей просьбой. Норвегов и присутствующий при сем начальник штаба ошалело переглянулись, затем Константин Константиныч напомнил послу:
– Имейте в виду: служба в нашем войске не оплачивается, три года призвавшиеся проводят на казарменном положении, вам придется забыть о том, что вы граф и научиться подчиняться. Вас это не останавливает?
– Наоборот, господин полковник. Мое желание поучиться вашему воинскому искусству только усилилось! – твердо отвечал Лавинье.
– А ваш король? – сделал последнюю попытку начальник штаба, – он как отнесется к тому, что вы поступите на службу другого государства?
– О, сир! Я уверен, что король меня поймет.
– Ладно! – сдался Норвегов, – сдавайте дела барону де Ла Мош и вечером жду вас в казарме. Инструктаж проведу лично. Как у вас с рыцарской честью?
– В смысле? – удивился посол.
– Готовы присягнуть мне на верность?
– Только не против сюзерена, – не колеблясь ответил Лавинье.
– Идет, – пожал ему руку Норвегов, – в тексте присяги сделаем исключение. Ступайте, прощайтесь с гражданкой.
– С какой гражданкой, – удивленно озираясь по сторонам, выдавил Шарль. Семиверстов хмыкнул в кулак.
– С цивильной жизнью, – исправил свою ошибку командир. Лавинье поклонился и ушел.
Начальник штаба загадочно посмотрел на Константина Константиновича. Тот возвел очи горе:
– Да знаю я! У нас не иностранный легион, но! Если уж хочется человеку – пусть послужит.
– А где гарантия, что он не подослан тем же самым Людовиком с целью подглядывания и подслушивания?
– А также поднюхивания и подщупывания! – весело отозвался Норвегов, – а на кой черт мы держим особиста? Пускай занимается! Где он там, кстати? В запой не ушел после ухода жены?
Начальник штаба покачал отрицательно замахал руками.
– Какие запои? Взрослый мужик, сына воспитывает, некогда ему ерундой заниматься.
– Вот и поручим ему держать француза, пока хватку не потерял.
Когда майор Худавый узнал о задаче, которую возложило командование на его плечи, то страшно разволновался. Мужик он был простой, немного от сохи, немного себе на уме. Посудачив за чисткой картошки сам с собой, было решено пойти по пути наиболее передовых разведок – подложить французу в кровать бабу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147