Блондинка в белом и блондинка в красном переглянулись, Доброхотов же был явно растерян.
На помощь ему пришла хозяйка.
– А что думает об этом наша партийная совесть? – С ослепительной улыбкой повернулась она к Грекову.
– Она думает, – сказал Греков, – что в природе нет тем, на которые наложено вето. Если, конечно, на них не накладывает его наша собственная трусость.
Он только успел заметить, как на щеках этой маленькой женщины, жены Федора Ивановича Цым-лова, двумя пятнами вспыхнул румянец, а к смуглому лицу Доброхотова стала приливать серая бледность. Но в эту минуту открылась дверь, закрытая на другую половину дома. На пороге появился муж Лилии Андреевны – инженер Клепиков.
Известно было, что по субботам, когда у его жены собирались гости, он, пренебрегая своими обязанностями хозяина, не появлялся на этой половине дома. Он явно не одобрял этих вечеров у Лилии Андреевны и терпел их лишь постольку, поскольку они случались только раз в неделю, а он последнее время все чаще стал по вечерам задерживаться на плотине. Но сегодня против обыкновения остался дома. Открыв дверь, он остановился на пороге зала в своем кургузом, коротком даже для его роста, пиджаке, с большой логарифмической линейкой в руке. Лилия Андреевна так и бросилась к нему. Еще никогда его появление здесь не было так кстати.
– Кузьма! – воскликнула она. – Мы уже заждались тебя!
Оставшись бесчувственным к столь бурному проявлению ее радости, он острыми глазами на брезгливо сморщенном лице обвел присутствующих и остановил взгляд на Грекове. Греков ясно увидел в его глазах недоумение: лицо Клепикова совсем сморщилось, и он, отступая от порога, захлопнул дверь перед самым лицом своей супруги.
Греков решил, что и для него, пожалуй, не будет более удобного момента уйти отсюда. Благо, сидел он близко к двери, приоткрытой из-за духоты в сад.
Уже переступив порог, он услышал у себя за спиной возглас:
– Вас-то, Василий Гаврилович, мы не отпустим. Слыша энергичный стук каблучков за спиной,
Греков, не выдержав, трусливо спрыгнул с крыльца, прямо на клумбу и спрятался за углом дома. Каблучки выбежали на крыльцо.
– Где же вы? – Минуту или две Лилия Андреевна шуршала платьем на крыльце. – Плебей, – услышал он ее искаженный яростью голос. – Неотесанный, грубый плебей. – И она вернулась в дом. Еще не успев отойти от дома, Греков уже услышал, как она говорила там игривым голосом: – У нашего партийного вождя ревнивая жена. И кажется, у нее есть для этого основания.

28

Даже с танцплощадки уже не доносились звуки аккордеона Вадима Зверева, и по молодым голосам, звучавшим в разных концах поселка, можно было заключить, что ее посетители разбредались по домам ц укромным местечкам. Мимо двух или трех парочек, тесно слившихся на скамейках у ворот, Греков постарался прошмыгнуть теневой стороной улицы, не спугнув их, но у своего дома ему пришлось придержать шаги. Прямо перед его калиткой темнели две фигуры.
– Дальше, Игорь, ты меня не провожай, я дойду сама.
– До общежития еще целый квартал в темноте.
– Нет, как раз перед общежитием пятисотсвечовая лампа на столбе. Видишь, мошки вьются.
– Вижу, – ответил покорный юношеский голос, как будто мошки и в самом деле были тем доводом, против которого он уже не мог спорить. Но тут же неуловимо изменившимся голосом он сказал: – Тамара!
– Что? – Греков услышал, как и второй голос чутко изменился в тон первому.
– Это только мне запрещается провожать тебя дальше этого угла?
– Спокойной ночи, Игорь, – сухо и гордо сказала Тамара Чернова.
Фигура поменьше и потоньше отделилась от другой и двинулась по улице в тот конец квартала, где вокруг лампы смерчем клубились мошки.
– Ты меня не поняла, Тамара. – Греков увидел, как Игорь Матвеев догнал ее и взял за руку. Руку свою она отняла, но остановилась. – Я не для того, чтобы напомнить. Какое может иметь значение то, что было в прошлом. Если у тебя с ним все порвано…
– Ты опять, Игорь, спрашиваешь…
– Нет, я не буду. Мы постоим здесь всего десять минут – и ты пойдешь. Не знаешь, что это так пахнет? Очень похоже на твои духи, но еще тоньше. Вчера этого запаха здесь не было слышно.
– Розы. Они только сегодня расцвели. Я еще утром заметила, когда шла на работу.
– В это время года?
– Профан.
– В самом деле профан. Слышу; как будто действительно розы, но я всегда был уверен, что они только весной цветут.
– Тише. Здесь живет Греков.
– Нет, ты посмотри, Тома, на этот куст, на который падает свет. Я еще не встречал таких крупных. Сейчас я тебе нарву.
– Но здесь же живет Греков, – понижая голос, повторила Тамара.
– До него в этом доме жили другие люди, кто-нибудь из тех, кто теперь переселился отсюда, и розы принадлежали им.
– Нет, мне говорили, что Греков каждый раз, переезжая с места на место, возит с собой любимый сорт роз.
– Кто бы мог подумать? – с удивлением сказал Игорь. Он уже взялся за колья полисадника, чтобы перемахнуть на ту сторону, и остановился.
, – Посмотри, а эти пять растут вместе. Целый букет! – с чисто женской непоследовательностью закричала Тамара.
И этого оказалось вполне достаточно, чтобы тот, кто уже начал колебаться, перестал колебаться.
– Сейчас, – ответил он так же быстро, как перемахнул через палисадник, спрыгивая на мягкую, не далее как вчера вечером политую землю.
Нет, этого Греков уже не мог позволить. Выступая из своего укрытия, он уже совсем готов был обнаружить свое присутствие самым решительным образом, если бы не слова Игоря:
– Конечно, если сам посадил, то с моей стороны это действительно подло. Но если бы Василий Гаврилович был теперь здесь, он бы ни за что нам не отказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97