В конце концов, Шверин не был устоявшимся государством - ему было всего чуть более ста лет. Он располагался на границе между языческим и христианским мирами, его население составляли перемешавшиеся и мирно сосуществующие немцы и славяне. Семья Гунзелина давно породнилась со славянской знатью, когда-то владевшей этими землями, и жизнь на новых землях не должна была казаться ему чем-то очень непривычным. Уже многие годы он собирал в Ливонии владения, обмениваясь землями с монашескими орденами - популярный в Средневековье способ «застраховать» свои владения,- и он, несомненно, хорошо знал о местных делах. Кроме всего прочего, в то время его собственные владения были заняты герцогом Бранденбургским, и Гунзелину нужны были земли, чтобы дать достойное наследство своим детям. Короче говоря, в Шверине для него было мало перспектив.
Должно быть, крестоносцы высадились в Ливонии летом или осенью 1267 года, в ожидании зимней кампании против Новгорода. Магистр Отто, хотя и озабоченный литовскими нападениями вдоль Даугавы, приказал тридцати четырем рыцарям из Вайсенштейна, Леала и Феллина поддержать войска епископа в Дорпате. Кроме рыцарей ордена, у того были местные войска и дружины вассалов датского короля. Среди многочисленных крестоносцев был и герцог Генрих Мекленбургский со своими войсками из немцев и славян. Но Гунзелин, очевидно, провел в Эстонии совсем немного времени.
Корабль доставил его прямо в Ригу, к епископу Альберту, с которым, как можно предположить, он уже встречался во время длительного пребывания Альберта в северной Германии. Но только сейчас эти два человека обнаружили, насколько полезны могут быть друг для друга. Альберт протестовал против независимости Тевтонского ордена и того, что они конфисковали его земли и подняли смуту даже между его канониками. Гунзелин был беден, но воинствен и с большими амбициями. Без сомнения, он помнил, что его дед в свое время осмелился захватить короля Вальдемара II, надолго ввергнув в смуту Датское королевство. Непонятно, кому принадлежала идея напасть на орден и поделить его земли, но 21 декабря 1267 года Гунзелин и Альберт подписали соглашение именно об этом. Архиепископ назначал графа протектором всех своих земель и передавал тому всю власть, все доходы и всю ответственность за эти владения. Предполагалось, что графа ждет щедрая награда - земли, которые он сможет отнять у ордена или язычников, но если его постигнет неудача, архиепископ не будет платить за него выкуп, снимая с себя всякую ответственность за его действия. Это было рискованное предприятие, но граф Шверинский привык к риску.
Гунзелин надеялся стать крупным землевладельцем в Семгаллии и сюзереном в Нальзене в приграничной Литве. Возможно, он считал эти земли к югу от Двины легкой добычей. Они были слабо населены, и у них тогда не было опытного повелителя с большой дружиной. Готовя владения архиепископа к предстоящей войне, Гунзелин наверняка навещал вассалов, осматривал замки и оценивал количество войск, которые он сможет собрать. Затем он отправился на Готланд, чтобы набрать наемников, необходимых ему для пополнения войска. Тем временем архиепископ сводил знакомства со всеми потенциальными врагами ордена. Если бы он смог найти достаточную поддержку за границей, его заговор имел бы большие шансы на то, чтобы свергнуть власть тевтонских рыцарей в Ливонии.
А в это время большая русская армия, возглавляемая на этот раз князем Дмитрием Переяславским, сыном Александра Невского, вторглась в Эстонию. Русские не были уверены, что им следует делать в первую очередь - вторгнуться в Литву через Полоцк, или пересечь Нарву через Вирлянд, а затем идти на Ревель, или через болота двигаться к Дорпату. Западное войско (оцениваемое летописцем в тридцать тысяч человек) собиралось у Дорпата. Войска столкнулись в ожесточенном сражении 23 января 1268 года у Махольма, а затем снова 28 февраля к востоку от него, на берегах реки Кеголы. Ливонская рифмованная летопись описывает сражение:
«Когда прибыли люди, что должны были выступать с братьями, был отдан приказ разместить местных воинов на левом фланге. Им предстояло держать в бою эту позицию. Привели туда и еще большее войско из королевских вассалов немецкой крови, и заняли они правый фланг. А братья-рыцари со своими людьми ударили в центре. Епископ Александер был убит. Два полка русских двинулись на него, но были обращены в бегство. Там и здесь русским пришлось отступать… Братья отомстили за обиды, которые долго терпели от схизматиков. Поле битвы было широко, и всюду русские терпели поражение… Каждому немцу приходилось сражаться с шестьюдесятью русскими… Князь Дмитрий сражался как герой, поведя в бой пять тысяч отборных русских воинов. Другое войско бежало. И вот что случилось. Знаменосцы ордена противостояли ему на очень плохой речке. Он увидел войско братьев там, а у братьев было много воинов, числом сто шестьдесят, и этого должно было хватить. Там были и пешие воины, которые, заняв место перед мостом, сражались как герои, и было их около восьмидесяти. Они отразили натиск русских, и те бежали… Много русских жен рыдало над телами своих мужей, когда закончилась битва. И правду говорю я, что русские не простили того братьям-рыцарям, хоть тому прошло много лет».
Новгородская летопись передает ход сражения более связно:
«Когда подошли они к Кеголе-реке, там стояло наготове войско [немцев]. И было оно словно лес, ибо вся земля немецкая пришла на то поле. Но мужи новгородские, не мешкая, перешли реку и стали строить свои ряды. И псковичи встали по правую руку, а Дмитрий и Святослав стали еще правее, а слева стал Михаил, а новгородцы встали прямо супротив железных рядов немецкого клина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122