Воронежский комендант Колычев постарался угодить вкусу его величества. Комнаты были невысоки, светлы, теплы, мебель дубовая, прочная. Во дворе стояла жарко натопленная для дорогих гостей банька.
Петр быстро все оглядел, остался, кажется, доволен, однако ничего не сказал, а, подойдя к столу, уставленному винами и закусками, молча выпил рюмку водки и, похрустывая огурцом, сразу закидал коменданта неожиданными вопросами:
– Сколь много в губернии кузнецов? Сколько кузниц? Сколько угля? Можно ли делать на месте подковы и гвозди? Во сколько обойдется каждая штука?
Колычев был старый, служака, сражался под Нарвой, где получил тяжелое ранение правой ноги. Он знал, что Петр не терпит изворотливых ответов. «Служить, так не картавить!» – говаривал царь. Переминаясь с ноги на ногу и густо краснея, Колычев честно признался, что кузниц, конечно, в губернии много, уголь выжигают всюду, но точных сведений он дать не может, так как надобности делать в большом числе подковы до сих пор не было и об этом он не думал.
– Ладно, – с досадой сказал Петр. – Хорошо, что не соврал… Кто богу не грешен, кто бабке не внук! А впредь изволь думать, господин комендант.
И стал надевать короткий меховой кафтан, в котором обычно ходил зимой.
Александр Данилович Меншиков, успевший тем временем убрать добрую половину поросенка, вытирая платком жирные губы, напомнил:
– А в баньку с дороги-то, ваше величество? Баньку, чаю, господин комендант натопил исправно…
– Гут, гут, после сходим, – буркнул Петр и, повернувшись к коменданту, приказал: – Вечером здесь ожидать нас будешь, понеже дел много!
Надвинул шапку, взял палку и вышел.
Меншиков, залпом осушив стакан венгерского и закусывая на ходу пряником, кинулся за ним.
Колычев, хромая, подошел к окну, посмотрел вслед быстро удалявшимся гостям. Маршрут царя был известен по прошлым приездам в Воронеж. «В адмиралтейство пошел, оттуда на верфи, – подумал комендант, – задаст там жару господин бомбардир… Да и мне теперь покоя не будет!»
Но Петр на этот раз маршрут изменил. Выйдя на берег, он резко свернул в сторону, где находились многочисленные лесопильные, смоловаренные, канатные, столярные и кузнечные мастерские, производившие корабельные работы.
Петр и Меншиков зашли в первую стоявшую на пути кузницу. Там было полутемно, душно, тесно. Бородатый кузнец, в заплатанной рубахе и лаптях, ковал корабельные скрепы. Раскаленный брус железа, лежавший на наковальне, брызгал огненными искрами. Щуплый мальчуган с черным от копоти лицом, обливаясь потом, раздувал мехи.
– Здорово, трудники… Бог в помощь! – сказал Петр, расстегивая кафтан.
– Здорово, – угрюмо отозвался бородач, не бросая работы. – Отойдите маленько, ожгетесь…
– Сердит ты, дядя… как величать тебя – не знаем? – вставил Меншиков.
– Савелием крестили…
Бородач в последний раз взмахнул молотом, снял ковку, тяжело, дыша, посмотрел на гостей.
– Вы чьи будете? Впервой вижу будто…
– С Москвы приехали, Савелий, хотим для царских войск подковы ставить, – промолвил Петр, подмигнув Меншикову. – Воронежские кузнецы, слыхали, мастера подковы делать…
– Сделать можно… почему не сделать? – поглаживая бороду, степенно сказал Савелий. – Цену-то какую положите?
– Три копейки за пару платим.
– Прибавить надо бы копеечку, – возразил кузнец. – Не для мужицких коней подковы-то… Спрашивать небось строго станете!
– Хорошо, можно и прибавить, – согласился Петр, знавший, что поставщики дерут с казны куда дороже. – А какие подковы нам потребны, мы покажем…
Он сбросил кафтан, засучил рукава, достал из кучи лома добрый брусок, положил в горн. Меншиков, отстранив легонько чумазого мальчугана и поплевав на руки, взялся за мехи.
Савелий, с удивлением смотрел на необычных посетителей. Петр ковал споро и умело. Прошло немного времени, и первая подкова была готова. Савелий взял ее бережно в руки, придирчиво со всех сторон осмотрел.
– Прочна ли будет, кузнец? – спросил Петр, продолжая работать.
– Лучше не видывал, – отозвался Савелий. – Обучались где али как?
– В тульских кузнях работали…
– То-то я гляжу… по обличию будто господа, а по рукам и сноровке умельцы.
Петр приостановил работу, вытер вспотевший лоб, посмотрел на Савелия довольными глазами:
– Умельцы не великие, а даром хлеба не едим, – сие правда!
Побывав и в адмиралтействе, и на верфях, и в мастерских, Петр и Меншиков возвратились домой поздним вечером. Колычев, опасливо поджидавший царя, взглянув на его лицо, успокоился. «Притомился, а не сердит, слава богу», – промелькнуло в голове.
Петр, кивнув головой коменданту, достал из кармана пару подков, приказал:
– Сделать, не мешкая, по сим моделям воронежским и елецким кузнецам пятьдесят тысяч пар подков и на каждую подкову по десять гвоздей запасных. Присылать оные в армию по частям.
– А какую цену изволите указать, ваше величество?
– Четыре копейки пара, а буде дороже… голову оторву! – грозно пообещал царь. – Да изволь завтра с утра, – немного помедлив, продолжал он, – узнать на бойнях, сколь много бычьих пузырей собрать можно. Реки разольются, как войску переправляться, особливо тем, кто на воде не держится? А бычьи пузыри такой беде зело помочь могут… Да изволь також, господин комендант, отправить завтра в армию на подставных подводах четыре бочки смолы… оная в адмиралтейском дворе без дела обретается.
Проводив коменданта и сходив в баню, Петр с Меншиковым набили трубки, закурили, принялись за другую работу. На столе лежала груда бумаг, доставленных в Воронеж гонцами и курьерами со всех концов страны.
Александр Данилович вскрывал пакеты, подавал царю наиболее важные донесения, на остальных сам делал пометы, откладывал в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73