Запорожская вольница нападала и на маетности богатой казацкой старши́ны. Гетман сам не раз настаивал на необходимости уничтожить «тех псов-запорожцев».
Но так как полковники всего разговора не слышали, а дошедшие до них слова были мало понятны, Мазепа решил придать им совсем иной смысл.
Проводив высоких гостей, он вернулся к оставшимся близким людям из числа казацкой старши́ны и спросил:
– Ну, слышали?
– Слышали, – ответили те.
– Вот всегда мне ту песенку поют и в Москве и на всяком месте, – сказал гетман. – Не допусти токмо, боже, задуманного им исполнить…
И он объяснил, что разговор шел о переменах в казацком управлении: будто Москва желает старши́ну искоренить, города отобрать, поставить в них своих воевод или губернаторов, казаков перегнать за Волгу, а Украину своими людьми осадить…
– Да возможно ли это, пане гетман? – усомнился Василий Леонтьевич Кочубей. – Раньше его величество никогда такого намерения не имел…
– Эх, пан судья! – перебил его, вытирая платком лысую голову, обозный Ломиковский. – Будешь локти кусать, да поздно!
– Нам давно пора о себе помышлять, – добавил полковник Лубенский. – Конечную погибель нам царское величество готовит – вот что!
Долго еще кричала старши́на. Мазепа сидел в кресле, крутил ус, слушал молча, внимательно.
Толстый, кривой миргородский полковник Даниил Апостол – сват Кочубея – подошел к гетману, низко поклонился:
– Очи всех на тя уповают… Не дай боже тебе смерти, а то останемся мы в такой неволе, что и куры нас загребут…
Выступил и Горленко. Не скрывая своей злобы против русских, он высказался откровеннее других, требуя немедленных действий.
Выслушав всех, Мазепа встал, перекрестился на образ.
– Бог свидетель, как я за вас всегда радею… Буду и теперь с царским величеством говорить, чтобы права и вольности наши не рушил. А ежели его величество надежды не даст, я вас извещу, придется начинать дело по-иному. Пока языкам воли не давайте, надейтесь на меня и на милость государя, – добавил Мазепа, провожая гостей.
Сегодняшним вечером он остался доволен. Его слова даром не пропадут, брошенное ядовитое семя будет расти.
Опасен один… Василий Леонтьевич Кочубей. Мазепа знал это.
Но кто поверит судье, если гетман прежде него донесет обо всем, по-своему, куда следует?
Мазепа закрыл дверь, сел к столу, подчистил перо.

«Ваша ясновельможность, Павел Петрович, – писал гетман. – По совету вашей милости ныне тайно беседовал я с генеральной старши́ной и полковниками. Дабы все их помыслы были мне ведомы, нарочно соединился с их малодушным недовольством, которое они, особенно полковник миргородский, оказывают против людей великороссийских, о чем буду вам в скором времени чинить особую ведомость… Ежели судья генеральный по давней своей злобе ко мне, о чем твоей милости ведомо, сочинит пашквиль, – прошу оному веры не давать, ибо бог мне свидетель, как я денно и нощно о делах его величества радею…»

Писал Мазепа это письмо в Посольский приказ тайному секретарю Павлу Петровичу Шафирову, бывшему с ним в большой дружбе.

VIII

Шведский король Карл был горяч, упрям, честолюбив.
Одержав в 1700 году победу над войсками царя Петра под Нарвой и выиграв несколько сражений в Польше, он уже мечтал о лаврах великого завоевателя. Он не хотел слышать ни о каком мире. Он жил войной. Его раздражала слава Александра Македонского и Юлия Цезаря. Описания их походов он знал наизусть.
Осторожный и умный советник короля, первый министр граф Пипер надоедал своими ежедневными скучными докладами:
– Армия убывает, ваше величество, денег не хватает, продовольствие доставать все труднее…
– Слышал, сто раз слышал, граф, – морщась, отвечал король. – Я возьму Саксонию, там всего вдоволь…
– Поход туда может вызвать неудовольствие всех европейских государей, ваше величество, – возражал Пипер.
– Я заставлю их считаться не только со своим удовольствием. Вот увидите, граф, они не посмеют сказать слова…
На этот раз король оказался прав.
Шведские войска заняли Саксонию. Король Август, испугавшись потери своих наследственных богатых саксонских владений, поспешил заключить с Карлом тайный мир. Он отказался от союза с русскими, отрекся от польской короны, признав законным королем шведского ставленника Станислава Лещинского. Но этим он не спасся от огромной военной контрибуции, которой шведы обложили его владения.
После свидания с Августом Карл заметил:
– Этот король труслив, лжив и двуличен. Я не завидую царю Петру, что он связался с таким фальшивым человеком…
В Альтранштадт, где остановился Карл, спешили представители всех европейских дворов. Все поздравляли молодого полководца с блестящими успехами, признавали польским королем Станислава.
Министры и резиденты Англии, Франции, Голландии, Пруссии были почтительны и льстивы.
Английский герцог Мальборо при свидании с Карлом сказал:
– Если бы пол не препятствовал моей королеве, она сама приехала бы сюда, чтобы видеть государя, возбудившего удивление всей Европы. Я счастливее моей государыни, но был бы еще счастливее, если б мог совершить несколько походов под знаменами вашего величества, чтобы дополнить мое военное воспитание…
Карл грелся в лучах своей славы. Он по-мальчишески издевался над осторожным Пипером и не хотел слушать ничьих советов. Его не тревожило, что русская армия, прошедшая школу войны, уже одержала свои первые победы над шведами на берегах Балтики.
Голландский министр от имени царя Петра предложил ему обсудить вопрос о возможном мире. Петр не хотел длительной войны, он щадил русскую кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73