Рядом с ней сидела, играя веером, одетая в черное шелковое платье хорошенькая блондинка, около которой стоял краснощекий, с русыми вьющимися волосами, статный молодой человек в простом на вид, но дорогом и модном немецком платье. Это был племянник гетмана Андрий Войнаровский, только что приехавший из-за границы, где он получил высшее образование.
– Я три года не был здесь и не узнаю многого, – говорил Андрий дамам. – Все здесь так пахнет польским духом, что порой кажется, будто ты не в замке украинского гетмана, а на балу варшавского магната…
– Нет, – перебила его старшая дама, – нет, пусть гетман обижается, а я сюда больше не покажусь. Я свое на чужое менять не буду. Я казачкой родилась, ею и помереть хочу…
– Ой, мамо! Не все же польское плохо и не все наше хорошо, – возразила блондинка, бросив кокетливый взгляд на Андрия.
– Ну, ну, защищай, – насмешливо произнесла дама. – У тебя муж поляк был, тебе надо. А у меня и дед и отец панами зарублены. Я ихних песен не пою.
– Да, – задумчиво сказал молодой человек, – я понимаю вас… Я поляк по рождению, но вырос на Украине и, как вы, люблю нашу отчизну…
– О тебе речи нет. Тебя я с малых лет знаю…
В это время Мазепа с девушкой, приблизившись к разговаривающим, делал красивое угловое па и, заметив недовольное выражение лица старшей дамы, улыбаясь, слегка кивнул ей головой:
– Иль тебе, кума, не весело?
– Шестьдесят, батюшка, шестьдесят, хоть не прыгай, – резко и насмешливо оборвала гетмана кума.
Мазепа сделал вид, будто не слышал ответа, но щеки девушки вспыхнули ярким румянцем, она бросила сердитый взгляд на даму.
– За него обиделась, – усмехнувшись, сказала та Андрию, не сводившему восхищенных глаз с партнерши гетмана.
– Как она выросла! Как хороша! – тихо промолвил он.
– Хороша-то хороша, – вздохнула дама, – да очень уж не нравится мне дружба ее с крестным непутевым…
– Дядя разве непутевый? – улыбаясь, спросил молодой человек.
– Сам видишь. Ему бы со стариками сидеть, а он, словно козел, прости господи, с девчонкой скачет… Ох, глаза бы мои не видели, глаза бы не видели…
Дама, говорившая это, была Любовь Федоровна Кочубей, или Кочубеиха, как звали ее в народе, – жена генерального судьи, старого приятеля гетмана. Блондинка – ее недавно овдовевшая дочь Анна, бывшая замужем за племянником гетмана Обидовским. Красивая девушка, что танцевала с Мазепой, – младшая дочь Кочубеихи, Мотря.

… Между тем танцы кончились, и все общество потянулось в столовую – большую комнату, обставленную изящной мебелью работы венецианских мастеров.
Здесь на трех длинных столах был приготовлен ужин.
Мазепа любил и сам хорошо покушать и гостей угостить на славу.
Чего только не было на столах у гетмана! Зернистая икра и огромные осетры, привезенные с Волги, виноград и фрукты из Италии, печенье от варшавских кондитеров, вина из лучших заграничных погребов…
Под стать этому разнообразию кушаний было и общество, разместившееся за столами. Тут сидела родовитая казацкая старши́на – полковники и сотники, богатые украинские помещики, русские офицеры и чиновники, сербский епископ и немецкий негоциант. Но большинство гостей составляли поляки и выходцы из Польши.
Сам гетман сидел в особом, позолоченном, покрытом красным бархатом резном кресле. По правую его руку помещался лысый, с птичьим лицом генеральный обозный Иван Ломиковский, поляк по происхождению, не скрывавший своих польских симпатий; по левую – генеральный судья Василий Леонтьевич Кочубей, радевший за московскую партию. В эту партию, стоявшую за крепкий союз с Москвою, входили кроме Кочубея бывший полковник полтавский Искра, полковник стародубский Скоропадский и другие.
Кочубей был немного моложе Мазепы, но в его облике не было той молодящей живости, что у гетмана. Круглое, добродушное, чуть припухлое лицо, узкие зеленоватые пустые глаза, подстриженные под скобку волосы и спущенная на лоб челка делали его похожим на простого селянина, и, если б не богатый кармазиновый казацкий кунтуш, никто не сказал бы, что этот человек. – богатейший помещик, первое после гетмана лицо на Украине.
– Здоровье его пресветлого величества великого государя Петра Алексеевича! – высоко поднял первую чару Мазепа.
– Ура! Слава! Виват! Хай живе! – нестройно и разноголосо ответили гости.
– Я бы охотней выпил за короля, – тихо, по-польски, шепнул Ломиковский соседу – молодому князю Вишневецкому, – но что же делать, приходится ждать…
– А как долго такое положение может продолжаться? – спросил князь.
– Зависит от шведской фортуны…
На другом конце стола Андрий Войнаровский тихо разговаривал с Мотрей Кочубей, по счастливой случайности сидевшей с ним рядом.
– За границей много интересного, хорошего, – говорил Андрий, – по, поверьте, я бы никогда не согласился жить там. Когда, возвращаясь домой, я увидел хижины украинских селян и дым казацких костров, мое сердце забилось так сильно, как никогда не билось там, и я понял – до чего сильно привязан к своей отчизне… Мне показалось, что нигде нет такого яркого неба, как у нас, нигде не дышится так легко, нигде не пахнут так сладко травы…
– А помните, – перебила, смеясь, Мотря, – как в Диканьке вы рвали у нас в саду яблоки, а таточко пригрозил вам батогом…
– Помню, помню, – живо отозвался Андрий. – Но эти яблоки предназначались вам, и меня ничто не страшило…
– Вы были всегда моим верным рыцарем, – опустив голову, сказала Мотря.
– Желал бы оставаться им и впредь, – бросив пылкий взгляд на девушку, почти шепотом произнес Андрий.
Мотря вздохнула, ничего не ответила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73