Подзорная труба была с нами. Кто-то закричал наконец:
– Есть! Есть! Я вижу!
Однако простым глазом и на этот раз мы ничего не увидели. Труба разъяснила. Ее надо было положить одним концом на неподвижное плечо камня, иначе от дрожи рук, от неизбежных покачиваний и колебаний длинной трубы изображение все время ускользало из ее круглого поля зрения. Около камня столпились все мы, образовав очередь.
– Спускаются! – восклицал смотрящий. – Двое страхуют, один идет.
– Значит, там очень круто или паршивый снег, – комментировал Александр Александрович эти восклицания.
Очередь дошла до меня. Вершинный снег заколебался перед моими глазами приближенно. Я почувствовал его рыхлость, влажность и подсолнечный холодок. Склон горы, на который смотришь прямо в упор, всегда кажется еще круче, чем на самом деле, и даже отвесным.
На девственной крутизне Теке-Тора (привык к тому, что она совершенно незапятнанна) я увидел теперь вертикальную борозду, начинающуюся на самой вершине и сбегающую по снежным склонам. На этой борозде пониже вершины стояли двое альпинистов и, очевидно, воткнув в снег ледорубы, страховали третьего, находящегося значительно ниже их.
Отдаленность и масштаб наблюдаемого были таковы, что движение альпинистов вниз было только предполагаемым, а не очевидным, подобно тому как не улавливается на циферблате движение минутной стрелки. Но все же, пока все ребята пересмотрели в трубу и пока я снова подошел к ней и припал глазом, успел спуститься еще один альпинист. Потом он и все трое собрались в одном месте, и тогда один из них начал спускаться еще ниже. С таким же успехом и с такой же недосягаемостью мы смотрели бы на космонавтов, передвигающихся по Луне: ни крикнуть им, ни махнуть рукой, ни подать знака. Они находились в другом, отдаленном мире, причем отдаленном не просто километрами воздуха и не просто двумя сутками восхождения, но иным качеством, иным почти измерением. Чтобы попасть на их место, я, например, должен в этом году попасть на вершину и стать значкистом, потом, на будущий год, сделать более сложное восхождение и стать разрядником, и только потом уж… Но и без всяких внешних и нормальных препон я, плоскостной низменный человек, никакими судьбами оказаться там, в белоснежном поднебесье, не мог. Я воображал, какой там снег, какой воздух, какое небо, какой разворачивается перед ними кругозор. Одного я не мог вообразить – себя на их месте.
В перерыве во время скалолазания я сел отдохнуть на камень, где сидел перед этим Александр Александрович, и, увидев книгу, вроде учебничка по альпинизму, начал ее листать. Меня привлек раздел, называющийся «Опасности в горах». Они, опасности, оказывается, тоже подразделяются на группы. Одно дело – опасности, проистекающие из горного рельефа, как такового. Камнепады, обвалы, лавины, селевые потоки. Другое дело – опасности, проистекающие из горного климата. Туман, ветер, дождь и снег, влекущие за собой совсем другие последствия, нежели на равнине. Третье дело – опасности, зависящие от самих альпинистов. Тут шли в учебнике пункты этих опасностей, а на полях карандашом рукой Александра Александровича написаны против каждого пункта фамилии, имена. Так, около первого пункта – «Недостаточная подготовленность альпиниста и его поведение» – значилось несколько имен: Женя Соколовский, Афанасий Шубин. Володя Ворожищев, Альберт Арзанов, Миша Андреев, Художин… Пока я разбирал имена, написанные мелко и неразборчиво, подошел хозяин учебника, сел рядом со мной, и я попросил пояснить мне его пометки.
– Ну, Женя Соколовский. Вел отряд новичков. Приболел. Не посоветовался с врачом, не проверился, понадеялся на себя. При подходе к вершине умер от сердечной недостаточности.
Афанасий Шубин. Я ужe рассказывал. У него был низкий потолок. Почувствовал себя плохо. Надо было сразу спуститься, а ему показалось неудобным оставить отряд. Художин умер от сердечной недостаточности на склоне Победы, Альберт Арзанов на Алае, Миша Андреев на вершине Талган.
– А вот второй пункт: «Ослабление внимания на спусках и на легких участках». Тобой помечены: Игорь Рощин, Юра Ветров, Лена Мухамедова, Сахаров, Павел Меняйлов, Катя Бенюта, Ия Попова.
– Большинство несчастных случаев происходит во время спуска. Человек расслабляется, демобилизуется. Гора сделана, цель достигнута. Но пока не спустишься до травы, восхождение нельзя считать законченным. Ослабление внимания на спусках после огромного напряжения вполне естественно, но оно-то и приводит к несчастьям. Игорь Рощин и Юра Ветров сделали шестерочную стену. Есть на Кавказе гора Чатын. А на спуске улетели.
Я никак не мог привыкнуть к этому альпинистскому термину – «улетели».
– Куда улетели?
– Улетели. Поисковые работы не увенчались успехом. Искать там очень трудно. Активные камнепады. Как известно, камнепады усиливаются днем, когда и надо искать.
– Почему днем усиливаются камнепады?
– На солнце гора обтаивает. Сочится вода. Ну вот. А Лена Мухамедова и Сахаров улетели при спуске с Датых-Кая. Это Домбай. Они шли в одной связке. Говорят, Сахаров все время шутил: «Что это за гора, делать нечего». Улетели. Павел Меняйлов в связке с двумя девочками летел по снежному скату. Скат был просторный и сначала чистый. Их унесло на одной веревке и все время дергало, когда кто-нибудь из них пытался остановиться. К несчастью, снежный скат на их пути ощерился поперечным скальным выходом. Невысокие зубцы, выступающие из снега. Зубчатая черная гребенка. Павел ударился лицом, и ему выбило зубы. Ию перебросило через скалы, и она осталась невредима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54