Холодная влага слизняков смазывала мои суставы. Я чувствовал в своих мускулах упругую гибкость древесных ветвей, теплые капилляры исполненных солнцем листьев исцелили и обновили мою кожу.
Я шел по лугу, окруженный странным маревом света, словно моя истинная сущность расплывалась в воздухе, пребывая в телах всех существ, отдавших мне часть себя. Я возродился в них, в их любви ко мне. Каждый листок и каждая травинка, каждая птица и улитка тяжелели моим духом. Лес чувствовал меня вызревающим в его плоти.
Я родился наново от простейших, скромнейших существ: от амебы, делящейся в лесной луже, от гидры и спирогиры. Я родился из лягушачьей икринки в ручье, огибающем луг, и акуленком из тела матери-акулы – в реке. Я выходил из жаркой птичьей клоаки. Я родился тысячами рождений из плоти всех, какие есть в лесу, живых существ, отец себя самого. Я стал своим собственным сыном.
Глава 37
Я раздаю себя
С леса словно спала пелена. Между мрачных недавно деревьев сверкали яркие цветы. По листьям струился знакомый свет, словно божественный садовник, приставленный к этому потускневшему парадизу, прибежал с опозданием на работу и торопливо включил все лампы. Из реки выпрыгнула летающая рыба, гибкий серебристый кремень, воспламенивший день, как вязанку сухого хвороста.
Дети стояли на коленях у края поляны, их маленькие улыбки, усталые, но довольные, колыхались вместе с маками. Они обессилели от стараний передать мне свою силу, какую-нибудь малую часть их деформированных тел: Дэвид, возможно, – свой стоицизм, Джейми – восторг перед всем сущим, Рейчел – любопытство и сдержанность.
Весь Шеппертон отдыхал, как после непомерных усилий. Горожане не пытались больше бороться с джунглями, они забросили топоры и пилы и сидели теперь на ступеньках своих домов, наблюдая возрождение леса.
Все застыло в ожидании меня. Я взглянул на свою грудь, на быстро заживающую рану. Я ощущал в себе органы, данные мне всеми этими существами. У меня были тысячи сердец и легких, тысячи мозгов и печеней, тысячи гениталий обоего пола, достаточно плодоносных, чтобы заселить новый, ждущий меня мир.
Теперь я не сомневался, что смогу бежать из Шеппертона.
Я пересек автостоянку клиники. На террасе гериатрического отделения сидели старые люди, увечные и сенильные. Трое детей следовали за мной, опустив лица к земле: они знали, что я их скоро покину. Тяжелый лоб Дэвида наморщился, мальчик пытался думать, пытался мужественно определить их будущее. Личико Рейчел совсем осунулось, глаза закрыты, словно чтобы не рисковать, чтобы уж точно ничего не видеть в эти секунды прощания. И только Джейми остался прежним, он пронзал воздух над своей головой воплями и гуканьем, в надежде, что небо пришлет им еще одного авиатора.
Старик на террасе поднял немощную руку, чтобы помахать мне в последний раз. Пожилая женщина, умирающая от лейкемии, улыбнулась с выкаченной на террасу кровати, благодаря меня за цветы в саду, за яркое оперение птиц.
Любовь к этим детям заставила меня вернуться. Встав среди припаркованных машин на колени, я взял руки Джейми в свои. Подождал, пока стихнет суматошное гуканье и он посмотрит мне прямо в глаза. Через наши тесно сомкнутые ладони я влил в его тело силу и проворство ног, полученные мной от умирающего оленя.
Я отпустил его руки. Продолжая глядеть ему в глаза, я скинул с его ног ненужные скрепы. Джейми посмотрел вниз и ахнул, пораженный видом крепких, мускулистых ног. Затем он рассмеялся. Покачнулся, притворяясь, что падает. И наконец умчался в парк, перепрыгивая через клумбы и извещая небо, что отказывается от дальнейших его услуг.
Все это время Рейчел напряженно прислушивалась, обратив глаза на взбудораженную траву и не в силах прочитать ее стремительные коды. Взволнованная и испуганная, она попятилась от меня, выпустив даже плечо Дэвида. Но затем во внезапном приступе храбрости бросилась вперед и охватила мои колени. Она сжимала их изо всех сил, пытаясь вернуть мне силы, перетекшие в Джейми.
Я взял ее голову ладонями и прижал к своим бедрам. Тронул слепые окошки ее глаз. Через кончики пальцев я передал ей зрение ястребов и орлов, точный глазомер кондоров. Ее глазные яблоки метались под закрытыми веками, словно она быстро, задним числом, просматривала все, что не успела увидеть за предыдущую жизнь. Я чувствовал, как цветочными стеблями прорастают из ее мозга нервы и разворачиваются в нежные лепестки сетчатки. Ошеломленная светом, мощно хлынувшим в темные казематы ее черепа, она замотала головой из стороны в сторону и счастливо улыбнулась.
– Блейк… да!
Рейчел оторвалась от меня и широко распахнула глаза на луг, на небо, на листья. Уже спокойнее, она взглянула на меня и на кратчайшее из мгновений увидела своего любовника и своего отца.
Джейми пронырнул между нами и заплясал вокруг Дэвида, который сохранял невозмутимость, смутно радуясь за своих друзей, но не в силах понять, что же такое с ними произошло.
Торопливо – ведь я скоро их покину – Рейчел взяла Дэвида за руки и подтащила ко мне. Я прижал его тяжелую голову к своим чреслам. Я слышал, как колотится его сильное сердце, встревоженное, что его роль может отойти некоему интеллектуальному узурпатору. Сквозь швы черепа я передал Дэвиду крошечные, бритвенно-острые осколки разума, яркие фонарики, чьи лучи осветили темный запыленный чулан его мозга. Его собственный разум мгновенно откликнулся, ожил, нащупывая путь в сменившем тьму полумраке, восстанавливая разорванные цепи. Напоследок я дал ему понимание, здравый смысл древних рыб и мудрых змей.
Его голова завибрировала у моих чресел – гудящий планетарий, всклянь наполненный астрономией снов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66